Однако ей самой было плевать на чувства. Старуха сделала свой выбор, а, значит, её желание было оплачено. Это было так необъяснимо просто, что казалось для Снегурушку самим естеством.
Но когда в их дом явился он – мальчишка, что привёл старика, едва не окоченевшего в сугробе, обратно, что-то шевельнулось в мёртвом, неживом сердце девочки. Она ещё не понимала, что – но это чувство стало первым, которое она смогла прочувствовать в полной мере. Но названия ему она пока что не знала. Это насторожило Снегурушку. Она одновременно хотела и не хотела, чтобы его отзвук вновь откликнулся в её теле.
Странное, непонятное чувство словно наполнило её чем-то особенным. Нет, оно не подарило ей живую душу и вовсе не дало того человеческого тепла, что она ощущала, находясь рядом с людьми. Но оно сделало нечто большее.
Снегурушка почувствовала, как в сердце что-то кольнуло. Будто игла прошлась или гвоздь. Да только боль эта была настолько нестерпимой, что захотелось схватиться за сердце… Дурной мальчишка! Плохой… Он был достоин того, чтобы лишить его жизни.
Да, она сделает это. Решено. Вот только…
7. Глава 6
В избе запахло дымом – Лель подкинул дров, потирая замёрзшие руки. Его горевшие алым щёки ещё долго будут пылать, вон сколько дел с утра переделал. И дров наколол, и хвороста натаскал, и даже пару вёдер воды из колодца принёс.
Мать возилась на кухне, Алёнка же, как всегда, хвостиком ходила за ним. Девочка поморщилась от дыма, но не ушла. Капризничала, да была привыкшей. К тому же, боялась, что брат опять уйдёт, а он с ней обещал поиграть.
- Шла бы ты погуляла! – сказала ей добродушно мать, замешивая на столе тесто.
Но та лишь носом шмыгнула, противясь.
- Я с Лелем пойду! «На горку!» —упрямо сообщила она.
- Устал он, - попыталась образумить её Олеся. – Вишь, ели на ногах держится.
Но Алёнка вновь замотала головой. Тогда мать переключилась на молчавшего до того сына.
- Набаловал ты её. Прям как отец!
Лель поднял глаза на мать. У той уже слёзы в глазах стояли, как каждый раз, когда про Григория речь заходила.
- Мать, да ты чего! – пришлось ему с колен подниматься.
Подошёл обнял, а тут и Алёнка подлетела.
- Я ж как лучше хочу, - понуро ответил он. – Ежели не я, то кто вас защитит да побалует? Чай мужик как никак…
Олеся улыбнулась сквозь слёзы. Как же они были похожи! Курчавые тёмные волосы, жёсткие, точно прутья, да блестящие. Карие глаза с той искринкой, что не гаснет до глубокой старости. Курносые носы… Обе хороши! Лель уже подозревал, что у сестрёнки, как подрастёт, отбоя от женихов не будет. Да и к матери иные похаживали – кто так, кто замуж звал, да только она всё верность отцу хранила, и после смерти не предавала.
Сам же Лель был светлый да голубоглазый – он в отца пошёл. А оттого матери так горько и сладко было смотреть на него, на своего умного не по годам сына, что напоминал ей каждый раз о погибшем муже.
- Иди погуляй, сынок! – внезапно предложила Олеся. – Я тут сама. Алёнка дома засиделась, а ты хоть присмотришь за ней, непутёвой!
Говорила она это шутливо, да вздорная девчонка всё равно обижалась.
- Не смотреть, не смотреть! Гулять со мной! – топала она ножками в крохотных валенках, чем вызвала смех и матери, и брата. И хоть устал тот, да сам понимал, что зимние забавы не вечны. Надо и на горку сходить, а то с тех самых пор, как он в доме Тимофея да Анисьи побывал, не было ему на душе покоя. Да приятелей своих повидать надобно было, пока светло. Да и Алёнку выгулять лишний раз было не грех.
