Я, на всякий случай, тихонько, подошла поближе к кровати. По пути увидела большое зеркало. Посмотрелась в него – все отлично, я в нем не отражаюсь. Опустила глаза вниз, на себя – я себя вижу. Из нежнейшего шелка ночнушка, а вернее, два сшитых на плечах кусочка ткани, а на бедрах эти кусочки завязываются атласными бантиками. Грудь лишь слегка прикрыта, бедра при ходьбе очень аппетитно обнажаются.
Глебборисыч слегка приподнимается с девушки, а та все в том же темпе елозит, охает, стонет.
Я понимаю его удивление. Я тоже удивлена . И даже спросила:
- Она что, под кайфом?
А мой бывший шеф возьми и повернись в мою сторону. Его изумленные глаза смотрят просто в мои глаза! Как это? Я точно знаю – мама меня не видела и не слышала. А он меня видит? И слышит?
Я, на всякий случай, остановилась и спросила:
- Я вам помешала?
- А ты как думаешь?
А вот тут я уже ахнула и стала отступать назад. Я ничего не понимаю! Зеркало – снова в него посмотрела – меня не видно. Но он меня видит! Я всегда была уверена, что есть в нем что-то дьявольское.
Я развернулась и бросилась бежать. Так, стоять, позади стена. Я бегу к окну. Оглядываюсь, и чуть не упала . Он идет медленно за мной, не сводя с меня удивленного взгляда, словно тигр на охоте. А жезл его – фигассе какой! – и тоже, кажется, следит за мной. Я подбежала к окну, пытаюсь открыть его – но руки словно проваливаются сквозь раму, сквозь стекло.
Так, Снежана, успокойся. Это же сон! Глубокий вздох, другой. Я беру себя в руки и поворачиваюсь. Он стоит просто передо мной, и на лице его расплывается просто дьявольская улыбка. Он опускает взгляд на мою грудь, на позорно возбужденные соски, жадно облизывается. Я вижу похоть в его глазах. Он протягивает к моему плечу руку – очень медленно, словно боится обжечься. А ладонь его проходит сквозь меня, и я ее совершенно не почувствовала. Он удивлен, но не напуган. А вот я, как раз, успокоилась. Я – дух , привидение! Глебборисыч снова протянул ко мне руку – уже к лицу. И снова – ничего. Я окончательно осмелела.
- Не получается? – отвечаю улыбкой на его улыбку.
- Не получается, - утвердительно кивает шеф.
А девица в постели все стонет, и стонет.
- Может, пластинку заклинило? – я сочувственно киваю на нее.
- Ревнуешь? –спрашивает он и шатнулся ко мне. Но, видно вспомнил, что я бесплотный дух и остановился. Но ниже пояса у него ничего не изменилось – он все так же был возбужден.
- А мама-папа знают, что ты здесь?- подначивает меня Глеб Борисыч, а я окончательно убеждаюсь, что он меня слышит.
Что-то слишком спокоен его голос. Мурашки идут по спине, бегут, просто топают. Шеф, кажется, понимает, что я чувствую, и еще шире расплывается в улыбке. Мне бы бежать, да я не знаю как. Не помню. Не хочу. Делаю шаг ему навстречу и прохожу сквозь него . Я в шоке! Он, кажется, тоже.
Я снова поворачиваюсь к нему и смотрю в его немигающие глаза.
- Я, наверное, пойду? – то ли спрашиваю, то ли утверждаю.
- Еще придешь? - я даже не знаю, что ему ответить и отбрасываю назад упавшие на глаза волосы.
Девица, охающая, словно заезженная пластинка, просто бесит.
А он в шоке замирает. Ну , наконец-то его проняло. Глебборисыч смотрит, прищуриваясь и пристально вглядываясь мне на шею. Неужели заметил "ошейник"?
- А ЭТО у тебя откуда? – его ноздри начинают хищно раздуваться, словно кузнечные меха, глаза странно загораются и лицо… начинает расплываться. Вот померещится же !
