Я улыбнулась ей, смышленая девочка. Если кормят, значит, не просто так. Страшный, жестокий мир. Он взращивал таких вот детей, которые думали, что если дали тарелку с едой, то за что-то. Я помотала головой и снова улыбнулась.
– Нет. Просто хочу поговорить с тобой.
– Говорить? – спросила она, уже облизывая тарелку от похлебки языком и отодвигая ее.
Девочка жадно смотрела на ароматную жаркое с тушеными перцами и мясом, видимо, не дерзала подвинуть тарелку к себе, хотя я сказала, что это тоже ей. Я продвинула к ней второе блюдо и велела:
– Кушай на здоровье. Как тебя зовут?
– Рута, – пробубнила девочка с полным ртом.
– Сколько тебе лет, Рута?
– Иринга говорит, что почти пять.
– Иринга заботится о тебе?
– Ага. Она дает мне есть, иногда даже новую одежду или покрывало. Она говорит, что под лестницей холодно. Но я все равно не мерзну, но не говорю Иринге об этом.
– Хорошо, что хотя бы Иринга добра к тебе, – закивала я, видя, как девочка с аппетитом доедает и второе блюдо. – Где твои родители? Ты сирота?
– Мама умерла. Давно. Я не помню ее. Она была рабыней, здесь в крепости. Ее взяли в плен на войне. Так говорит Иринга.
– Ты очень хорошо говоришь, Рута. Это Иринга учит тебя? – поинтересовалась я.
Я видела, что девочка развита по своим годам, хотя вроде бы ей никто не занимался. Даже жила она под какой-то грязной лестницей, словно бездомная собака.
– Да, Иринга. Она хорошая. Учит меня читать и писать. Тайком, чтобы никто не видел, ночью в своей комнатке. Когда вырасту, я тоже буду служанкой. У меня будет своя кровать и своя похлебка.
Услышав эту наивную детскую речь, я едва не прослезилась. Мне было очень жаль малышку. Разве ребенок в пять лет должен был влачить такое жалкое существование? Нет.
– А твой отец, ты знаешь, кто он? – спросила я, отмечая, что Рута доела второе и уже кусала булочку. – Кухарка сказала, что он отказался от тебя.
– Потому что я не мальчик, так Иринга сказала.
– Ясно.
От слов девочки я похолодела. То есть, если ты родился не мальчиком, тебя могли спокойно выкинуть, как ненужный хлам, на улицу, и помирай с голоду? Это общество было больно на всю голову, это точно.
– Он живет здесь, в крепости, – продолжала рассказывать Рута. – Моя матушка была его рабыней.
– Как его зовут? – пытливо спросила я.
Девочка как-то испуганно вскинула на меня глаза и замотала головой.
– Мне нельзя говорить, что я его дочь, иначе он меня побьет.
Я поджала губы и нахмурилась. Что это чудовище такое, ее отец?
– Ее отец – господин Чарослав, – раздался от дверей голос Иринги.
Служанка вошла в спальню, неся на подносе пузатый чайник и чашки, которые быстро поставила перед нами на стол. А я даже опешила от ее слов и устраивалась на Ирингу недоуменным взглядом.
– Чарослав? – выдохнула я, пораженно и уже возмущенно воскликнула: – То есть внучка моего мужа живет под грязной лестницей, словно собака, а ей даже не дают куска хлеба?!
– Потому что ее мать была рабыней, а отец – бастард, – объяснила Иринга. – Такие дети считаются проклятием, рожденными во грехе. Они могут навлечь беду на весь род. Так учат наши жрецы.
– Дураки ваши жрецы, это точно, – буркнула я в сердцах.
– Жрецы говорят – у таких детей грязная душа. К тому же она девочка.
– Понятно. Значит, вдвойне грязная, – мрачно пошутила я, уже в полном шоке от всего происходящего и услышанного.
Но смеяться совсем не хотелось. Хотелось расплакаться и ругаться. Разворотить все это жуткое осиное гнездо средневекового варварства с их дикими нравами и законами.
