– Хорошо, влюблю в себя офицериков, если они, конечно, симпатичные. Ха-ха, – рассмеялась Елена. – Курица какая-то жесткая попалась, наверное, все же петух.
К Турищево подъехали ночью на санитарном грузовом автомобиле «Рено 60CV» с большим красным крестом на выцветшем, пробитом пулями брезенте. В кузове на двух боковых лавках разместились: Васнецова, Вербер, четыре солдата, унтер-офицер и незнакомый Елене подпоручик – корниловец, огромный как медведь, с толстым, обвисшим лицом. Он все время шмыгал мясистым в прожилках носом, вытирал пот с массивного лба несвежей тряпкой. Подоленцев называл его Сашей.
«Вот это охрана», – прапорщик толкнула в бок подполковника Вербера. Она была в простом сером в крапинку деревенском платье и обычном крестьянском тулупе, которые ей дали бабы. Тулупа она не снимала, хотя после неожиданного снегопада вновь по-летнему потеплело. На ее ногах были большие мужские башмаки на широких застежках. Не удивительно, что мужские. Теперь все носили то, что удавалось достать. Вербер на тычок отреагировал глубоким вздохом, перешедшим в короткие всхлипы. Он был в своей форме. В дорогу ему выдали корниловскую офицерскую шинель из английского сукна.
Капитан Подоленцев устроился сначала рядом с шофером, потом что-то вспомнив, отвел Васнецову с Вербером в сторону.
– Вы театром, часом, не увлекаетесь, Елена Николаевна? – спросил капитан, делая жадные затяжки папиросой и выдыхая дым себе под ноги.
– Почему же, мы в училище регулярно ставили Шекспира, в «Макбете» я играла ведьму.
– Даже не сомневаюсь, что роль вам удавалась на славу, – съязвил контрразведчик. – Замечательно. Значит, сумеете изобразить убитую горем дочку, когда ее отца поволокут на плаху.
– На плаху? – испуганно переспросил Вербер.
– Да, на плаху. А вы как думали, мы будем стрелять вхолостую?
От этой фразы подполковник вздрогнул.
– Не волнуйтесь, а то раньше времени скончаетесь. Это образное выражение. Стрелять мы вас, конечно, не будем. Просто повесим перед окошком острога, где сидит ваш красный дружок Зингер, чтоб всё видел. Да не тряситесь же. Веревка будет подрезана, ну набьете себе синяк на нежном месте. Не перебивайте. По старой традиции, коль веревка порвалась, смертная казнь отменяется. Мы вас определим, с дочкой, разумеется, в острог к комиссару. А в скором времени вас освободят большевики.
– А если не освободят?
– Куда они денутся. По нашим сведениям, команду освободить, во что бы то ни стало, своего дружка Зингера дал по телеграфу лично нарком Троцкий. Егоров в лепешку расшибется. И теперь, когда нас никто не слышит. Ваша легенда такая…
Капитан говорил короткими, рублеными фразами, чтобы они сразу запоминались. После того, как Вербера взяли в плен под Фатежем, его отправили на допрос в Курск к самому командующему Добровольческой армией генералу Май-Маевскому. Однако тот, то ли куда-то уехал, то ли в очередной раз запил, поэтому с ним беседовал генерал Кутепов. Но Вербер никаких секретов не выдал, держался как кремень. Когда его собирались уже расстрелять, он якобы сломался и сообщил, что комфронта Егоров готовит удар по 1-му армейскому корпусу Кутепова из Герасимово, что недалеко от Турищево. Там якобы уже стоит большая группировка. Готов, мол, незаметно провести туда разведотряд корниловцев, чтобы они убедились в его искренности. Кутепов дал добро. Однако Вербер сознательно привел отряд корниловцев к засаде.
