– Что-то здесь не всё нелогично, – заметил Вербер.
– Например?
– Зачем Марию взяли со мной в Герасимово?
– Для надежности, чтоб вы каким-либо образом не выдали корниловский отряд. Если что, сразу обоих и в расход.
– Ладно, – согласился подполковник, – главное, чтобы Зингер в легенду поверил. Он знаете, какой недоверчивый, хитрый, бывший каторжанин, подвох за версту чует. С каторги и сбежал через Дальний Восток в Америку.
– Можете не сомневаться, поверит, – заверил капитан, похлопав Вербера по груди.
В село въехали, когда начало светать. Остановились за площадью, у винной лавки с заколоченными ставнями и ободранной вывеской «Тимофеев и сын. Вино в бочках, бутылках и разлив».
Все выпрыгнули из санитарного грузовика, стали разминать затекшие после долгой тряски конечности.
– Можно приступать? – спросил Подоленцева подпоручик с обвисшим, потным лицом.
– Приступай, Саша, – разрешил капитан.
«Медведь» отвел Вербера за грузовик, ударил огромным кулаком сначала в живот, а когда тот согнулся пополам, ногой в лицо. Подполковник упал в пыль, закашлял кровью. Подпоручик начал нещадно его пинать во все части тела. Кашель перешел в хрип.
– Вы что, с ума сошли? – Васнецова дернулась к Верберу. Подоленцев ее остановил:
– А вы как думали, Елена Николаевна? Большевика, который провел у нас в застенках несколько дней, мы будем вешать свежего, словно огурчика? Кто нам поверит? А уж прожженный каторжник… Не перестарайся, Саша, а то всю обедню испортишь.
Пнув затихшего Антона Петровича еще несколько раз, «медведь» встряхнул уставшими руками. На правом кулаке его была кровь:
– Вот теперь хватит. А то ненатурально будет. Поднимете-ка его.
Солдаты подскочили к Верберу, оторвали от земли. Тот застонал, разлепил полные тоски и боли глаза. Лицо превратилось в кровавое месиво, из ушей текла кровь.
– Гады, – пробормотал он. – Ненавижу.
– Вот. То, что нужно, – констатировал подпоручик. – И говорить может членораздельно, а вы во мне сомневались, Аполлинарий Матвеевич. Ха-ха. Мы дело свое тонко знаем. А с ней что?
Елена попятилась:
– Как, вы им меня будете бить?
– Только чуть-чуть, Елена Николаевна. Для пользы дела.
Не успела прапорщик и глазом моргнуть, как с неё сорвали тулуп, изваляли в пыли, порвали платье, а Подоленцев ей лично поставил под левым глазом фиолетовый синяк.
– Не случайно вас Подлецовым прозвали, – прошептала Елена, держась за разбитую щеку.
Но капитан не обиделся, расхохотался:
– Контрразведка и разведка, Мария Антоновна, дело тонкое, аккуратное, в них нет, и не может быть мелочей. Чуть не так и провал. Сами ведь согласились, добровольно, так что будьте любезны играть по всем правилам. От этого зависит не только ваша жизнь, но и судьба многих солдат и офицеров Русской армии, ради которых вы пошли на эту жертву. Не исключено, что у красных вас может ждать более суровое физическое испытание. Будьте готовы к героизму. Пафосно, но объективно.
Елена высморкалась в разодранную до бедра юбку, стряхнула пыль со всклоченных волос:
– Претензий не имею, капитан. Кушать только хочется.
– Потерпите, в тюрьме покормят. Ха-ха.
Солдат, посланный в острог, прибежал с заспанным унтером-дроздовцем и ефрейтором в светло-серой форме императорской армии. Офицеров в селе не оказалось.
Капитан приказал им согнать на площадь, несмотря на ранний час, людей. А Зингера в камере заставить смотреть в окошко на казнь.
