– Мне они не нравятся, – огорченно надула губки Мария. Намешано все вместе – и сироп апельсиновый, и цедра лимонная, и ежевика – и туда еще рому! Да еще миндальное тесто прогорклое!
Тетя Капитолина лишь молча всплеснула руками.
После обеда, который подали раньше обычного, они сразу же принялись за сборы – Баранцов решил посетить Александринский театр. Нет – он не был завзятым театралом. Михаил Еремеевич вообще мало разбирался в тонкостях сценических искусств.
– Ну что мне с этих визитов и балета, – бурчал он временами. Если я чего-то не сильно понимаю так и не понимаю. Медведь сходил в театр и вынес оттуда свои пальто и галоши!
Но однако ж даже ему не хотелось быть похожими на тех старозаветных купцов из газетных фельетонов, что и грамоту знают с трудом – поэтому время от времени вывозил Марию в театры и на концерты с вернисажами.
А вот Мария театр любила – просто обожала.
Она полюбила не только самые спектакли. Ей нравились театральные коридоры с зеркалами в тусклых золотых рамах, гардеробы с солидными седыми швейцарами, перламутровые бинокли, блеск карет у театрального подъезда.
Два часа Мария время от времени бегала к тете Капитолине за советом, какие украшения лучше надеть: кораллы, бирюзу в серебре или медальон с аметистами. Сама тетушка, к слову, в театр не собиралась – разыгралась мигрень. Машу это не огорчало – ведь она собиралась поговорить с папой, вечером, на обратном пути из театра, и лишние уши для такого разговора ни к чему.
В душе Маши воодушевление боролось с опасениями. А что, если батюшка все-таки не поддастся на уговоры и не изменит своих намерений? И хотя она старалась отогнать от себя дурное предчувствие, прежняя самоуверенность покинула ее.
Остаток дня тянулся очень медленно. Мария пребывала в подавленном настроении, к тому же небо затянулось тучами, и стал накрапывать нудный мелкий дождик. Потом почему-то вспоминались жуткие рассказы покойной уже няньки Прохоровны о женщинах, пленённых татарами, житиях святых отшельниц и великомучениц, о разбойниках и ведьмах, о том, как ночами к неутешным вдовам и мечтательным девицам летают огненные змеи…
Наконец пришло время ехать в театр. Отец уже ждал её, облаченный в старомодный черный сюртук с бархатными обшлагами, к которому прилагался белый галстук-бабочка и зеленый атласный жилет с золотым шитьем, поверх которого был накинут клетчатый редингот. Довершал облачение котелок простецкого вида.
Их кучер Гурий называемый по английской моде грумом уже второй день страдал от зверской ломоты в спине, и оттого они решили нанять извозчика. По дороге Михаил Еремеевич, выглядевший непривычно веселым (с ним вообще случались в последние месяцы приступы странного веселья) рассказал как однажды пошел посмотреть оперетту-буфф «Мадам Жюдик» со знаменитой мадемуазель Ривье. И собравшиеся купцы при появлении столь очаровательной дамы устроили овацию и поволокли прямо на сцену корзины с шампанским вперемешку с цветами. В итоге труппа в полном составе, включая примадонну и героя-любовника напилась в дугу, а полиция во главе с не менее чем артистка знаменитым приставом Селивановым с Сенного забрала всех в участок.
Заплатив извозчику трешницу, Михаил Еремеевич и его дочь расположились в ложе.
В Александринке давали в тот вечер «Кин, или Гений и Беспутство», со самим Первухиным-Горским в главной роли.
Большая часть действа прошла как-то мимо её внимания…
