Осторожно, босиком ступая по холодным половицам, Маша пробирается к дверям гостиной с задней половины дома и заглядывает в замочную скважину.
Увиденное её крайне изумило. За расставленными буквой «П» – «покоем» – столами, уставленными разнообразной снедью и опустошенной по большей части посудой, расселись раскрасневшиеся, стянувшие сюртуки с медалями и знаками именитых граждан, мануфактур-и коммерции советников* а кое-кто и с орденами, и оставшиеся в рубахах и жилетках… И вместе с сюртуками и смокингами они словно сняли с себя еще что-то и стали обычными российскими мужиками…
Сейчас они, уже выпив и закусив, веселились, как принято у русского человека…
Выстроившись наподобие церковного хора, место дирижера коего занял обладатель воистину протодиаконовского баса (как Маша знала – он и был диаконом питерской староверческой церкви) – Антип Харитонович Ефремов.
Он воздел к потолку обе ручищи, в одной из которых был зажат серебряный разливной половник, и отдал команду взмахнув им.
И пятеро солистов, среди коих был и её батюшка затянули на мелодию «Арии варяжского гостя» из оперы «Садко»:
В пещере каменной нашли стаканчик водки,
Цыпленок жареный лежал на сковородке.
Эх, мало водки, мало водки, мало водки! – взгремел остальной хор
И закуски тоже маловато!
Новый жест и новый куплет:
В пещере каменной нашли бутылку водки,
Ягненок жаренный лежал на сковородке.
Эх, мало водки, мало водки, мало водки!
И закуски тоже маловато!
И опять Антип Ефремов взмахивает серебряным половником – словно регент хора или дирижер – и на диво слаженный – как на клиросе – хор продолжил.
В пещере каменной нашли бочонок водки,
Теленок жареный лежал на сковородке.
Эх, мало водки, мало водки, мало водки!
И закуски тоже маловато!
Не выдержав, Никандр Глебович Бугаев – хлеботорговец и товарищ отца по Первой гильдии, сорвался с места, запрыгнул на стол, и принялся отплясывать на нем вприсядку.
А хор невозмутимо выводил:
В пещере каменной нашли источник водки,
И мамонт жаренный лежал на сковородке.
Эх, мало водки, мало водки, мало водки!
И закуски тоже маловато!!!*
Тут вошел лакей и доложил об Степане Степановиче, как знала Маша – важном московском фабриканте и коммерсанте.
– Ведь сказано: никого не пускать, – отвечал Михаил Еремеевич.
– Очень просятся.
– Не видишь – веселье у нас. Так что где он прежде был, пусть туда и убирается…
Лакей унесся прочь, и Маша тоже убежала к себе в постельку, где и устроилась, поджав продрогшие ножки и зарывшись в одеяло.
Почему то что она увидела показалось ей удивительным и необычным – и долго потом, глядя на важных лиц бывавших в их доме или просто встречавшихся на улице – генералов, чиновников, профессоров, она представляла – что если и те, временами, за закрытыми дверьми сняв дорогие пиджачные пары и вицмундиры тоже так развлекаются, распевая лихие озорные песни или отплясывая «русскую»?
А еще вспоминалось совсем недавнее – лишь год минул.
* * *
– Да понял я Машенька – чего ж не понять – не дурак твой батька! Ты прямиком в купчихи метишь – на свое дело замахнулась.
– В купцы, батюшка, в купцы – с улыбкой поправила Мария.
– В купчихи сталбыть… – хитро прищурился Михаил Еремеевич словно не слыша возражения. Добро, что хоть не в курсистки или медички или еще кого. Дело свое открыть, значит, думаешь. Дело если с какого-то конца поглядеть так и не такое чтобы плохое, да только… – он задумался. Только знаешь – дело-то может оно и свое – да только не твое, – не очень понятно скаламбурил он. Вот скажи, – продолжил он, – а много ли ты купчих знаешь? Тех, кто бы делами серьезными ворочал – не пирогами торговать или харчевню содержать паршивую. Аль зонтики шить, как эта Вера Павловна из этого вашего «
