Снимая маски псевдонимов. Пять поэтов-однофамильцев - страница 8



Разве только эти злые тени
В потускневших и чужих глазах,
Разве только лишняя минута,
Лишней седины осенней прядь,
Разве только то, что нам, как будто,
Никогда не свидеться опять.

В селе Михайловском

Было все одновременно как-то
Радостнее, ближе и теплей —
Домик у Михайловского тракта
На убогой северной земле.
Дважды в месяц приходила почта,
Гости наезжали иногда,
Тяжело писалось, оттого что
Это были трудные года.
Небо слепло предвесенним блеском,
Снег лежал как синеватый пух,
И хотелось, только было не с кем,
Говорить о солнце южных бухт.
И хотелось, только было нечем,
Отплатить за этот странный быт,
Удивляться всем противоречьям
Страшной николаевской судьбы.
И когда предвестником зловещим
В ночь врывался африканский день,
Знал, что возвращаться будет не с чем,
Разве с грустью русских деревень.

В Петрограде

Уезжая, знал, что он вернется1.
Возвращаясь, знал, что навсегда.
Утоляя жажду из колодца,
Знал, что в нем отравлена вода.
Сон приснился: по колейке узкой
Беспричинно как-то, невзначай,
Мчался ржавый, тряский, чисто русский,
Громыхая на весь мир, трамвай.
Он проснулся. Марка на конверте
Возродила запах пышных трав,
Африку, где в судорогах смерти
Корчился изысканный жираф.

Памяти Андреева

Путь, которым ты шел, стал проклятым.
Наступил неминуемый час
Боже мой! Сколько страшных Анатэм
Красным смехом приветствуют нас2.
Мы подходим к незамкнутым дверям.
Мы устали. Хотим отдохнуть.
Но и здесь, как везде, Некто в Сером.
Преграждает нам беженский путь.
Что же дальше? В какой мы отсюда
Снова ринемся водоворот?
И кому нас предаст новый Иуда,
Большевистский Искариот.
Неизбежна минута развязки.
Ты, Андреев, как все мы – один.
О, когда же сорвет свои Маски,
Маски Лжи, Человеческий Сын.
Отпеваем еще одну тризну.
Проклинаем еще один Брест.
Таковы эти Дни нашей жизни
И таков наш страдальческий крест!

Октавы

1.
Как я смогу себя преодолеть?
Как я смогу перекричать молчанье?
Я ведь не знаю, я не знаю ведь,
Когда подточит рок мое сознанье,
Когда он скажет: «И тебе сгореть
Пришла пора у этой самой грани
Закончился твой беспримерный круг
Отчаяний и чаяний, и мук».
2.
Как я измерю высоту высот?
Как я измерю беспредельность эту?
Душа застыла, превратилась в лед,
Но только руки к небесам воздеты,
И кто-то, вне меня, чего-то ждет,
Покорно ждет какого-то ответа.
Ответа на вопрос воздетых рук
В безвыходность непрошенных разлук.
3.
Как я измерю глубину глубин?
И чем? Каким неведомым мерилом?
Над пропастью я здесь стою один,
С которой мне равняться не по силам,
Над пропастью меж яслей и седин,
В которые глаза свои вперила
Усталая безвольная судьба,
Моя хозяйка и моя раба.
4.
Как я измерю широту широт,
Раздувшееся в бесконечность время?
Медлителен тяжелый поворот.
Я изнемог. И остаюсь ни с чем я.
А впереди, разинув хищно рот,
Таится кровожадным зверем темень,
Как будто требуя с меня оброк,
Которого я уплатить не мог.
5.
Я перед страшной теменью ослеп.
Перед молчаньем страшным онемел я.
И глубина, как замогильный склеп,
Дохнула затхлым воздухом ущелья.
И высота стянулась, словно цепь,
И я остановился на пределе,
Остановился, чтобы не попасть
В звериную зияющую пасть.
6.
Стою и жду. Меня любой толчок
Низринет вглубь иль вынесет наружу,
И я прозрею на короткий срок,
В себе дар речи снова обнаружу,
И я увижу, что мой путь далек,
Что он ведет в арктическую стужу,
Где, как холодный памятник, встает
Моей любви окаменевший лед.
7.
Таков закон томлений и разлук,
Таков закон, тяжелый, нерушимый,