– Почему?
– Ну, потому что… Просто еще раз поглядеть на вас. Я не хотел вам надоедать; если бы не собака… Я ведь больше никогда вас не увижу, никогда… Если только… Согласны вы стать моей женой?
Он остановился, сам не зная, какого ответа больше боится – «да» или «нет». Как она побледнела! И почему она так страшно неподвижна?
Рука на груди медленно разжалась и бессильно упала. Девушка несколько раз судорожно глотнула и наконец снова спросила:
– Почему?
– Почему… что?
– Почему вы хотите, чтобы я вышла за вас замуж?
– Ну… потому что я люблю вас.
Все эти дни он ждал, чтобы она улыбнулась. Теперь она улыбнулась, и он пожалел об этом. Это была не такая улыбка. Она сделала юное лицо старым, как вечность. На один краткий миг тревожного просветления он понял, что боится Беатрисы.
– Хорошо, я выйду за вас замуж.
И все. Словно он пригласил ее пройтись с ним до вершины холма. Только через секунду растерявшийся молодой человек осознал, что теперь он – счастливый жених.
– Вы согласны? Я… я буду хорошим мужем. Я обещаю…
Он завладел уже совсем ослабевшей рукой. На этот раз она не дрожала, но по-прежнему была ледяной. Странная мысль пришла ему в голову: когда рыбка умирает, она перестает трепыхаться.
– Я понимаю, – растерянно пробормотал он, выпуская ее руку. – Это немного неожиданно.
– Да. Я полагаю, что нам следует пойти домой и сказать им. Это ваша лошадь там, у изгороди? Ровер, Ровер! Пэтси! Домой!
Он шел рядом с ней, как щенок, которого окатили холодной водой. Если это называется быть женихом, то…
Выйдя из леса, они заметили вдалеке миссис Карстейрс, которая разговаривала на лужайке с помощником садовника. Она увидела их прежде, чем Генри успел отвязать свою лошадь, удивленно и радостно помахала ему и, выйдя из сада, поспешила к ним навстречу.
«Конец, – подумал Генри. – Теперь возврата нет».
О чем спрашивает его Беатриса?
– Вы завтракали?
– Я… да… нет; я выехал совсем рано.
– Из Лондона? Вы, должно быть, очень голодны. Завтрак, наверное, скоро подадут: когда я выходила, на кухне уже затапливали плиту.
Эта женщина всего в пятидесяти ярдах от них, а она говорит о завтраке! Еще минута, и он должен будет сказать… сказать то, что полагается говорить жениху: сделала меня счастливейшим из… Нет, так говорят только в книгах. Дала свое согласие… О, черт! Что говорят в подобных случаях?
Но говорить ничего не пришлось. Беатриса подошла к матери и поглядела ей прямо в глаза.
– Мама, я выхожу замуж за мистера Телфорда.
Все остальные события дня слились в один нелепый, путаный кошмар – такой, в котором одно немыслимое следует за другим и все кажется естественным и само собой разумеющимся. Он ясно сознавал только одно – его обманули, лишили того, на что он имел неоспоримое право. Когда предложение принято, жених целует свою невесту – так заведено, а ему не дали поцеловать Беатрису.
Зато миссис Карстейрс не скупилась на поцелуи. Она то и дело целовала их обоих с шумной нежностью, а в промежутках подносила к глазам кружевной платочек. Фу! Хоть бы она не душилась этими мерзкими духами. Тошнотворный запах! Как бишь они называются? Он вспомнил, что много лет тому назад кто-то говорил ему их название…
Ах да – та рыжая, с которой он ездил вверх по Темзе…
С этим покончено. С тех пор прошла вечность – неполных три недели, но тогда он еще и не слышал о Беатрисе. А теперь он уже почти женат…
Когда они входили в дом, к ним навстречу сбежала по лестнице Элси, оживленная, как сорока. Услышав новость, она тоже кинулась целовать его. Ну, ее поцелуи еще можно было стерпеть – она была веселым, здоровым ребенком и, кажется, ласковым, несмотря на свою распущенность. Очень милая, должно быть, если узнать ее поближе. И, во всяком случае, ничем хуже мыла от нее не пахнет – чистоплотный запах.
