Сюзен Грант сидела сгорбившись у постели больного, сжимая безжизненные пальцы мужа. Когда Мадлен вошла в палату, женщина подняла голову.
– Добрый день, доктор Хиллиард.
Мадлен мягко улыбнулась в ответ и подошла к кровати. Не говоря ни слова, она первым делом проверила все трубки в местах соединений, в особой карточке записала, что цилиндр для сбора крови следует чаще опорожнять. Затем она пробежала глазами записи о назначениях пациенту.
Антибиотики, иммуноподавляющие лекарства и еще несколько групп препаратов, назначенных после операции, должны были воспрепятствовать отторжению пересаженного сердца.
– Пока все нормально, Сюзен. Он в любое время может прийти в себя.
Глаза женщины заволокли слезы, несколько капель покатилось по щекам.
– Дети все время спрашивают, как он себя чувствует. Я… я не знаю, что и отвечать.
Мадлен хотела сказать, что все будет в порядке, даже лучше, чем просто в порядке, что Том проснется и улыбнется жене, а вскоре сможет увидеть детей, и жизнь опять пойдет по-прежнему.
Но Том был совершенно особым пациентом. Для него это была уже вторая пересадка сердца. За двенадцать лет с момента первой трансплантации он своим примером доказал, что для человека после пересадки сердца может и вправду начаться совершенно новая жизнь. У Тома за эти годы родились двое детей, он стал бегуном-марафонцем, активно пропагандировал успехи современной трансплантологии. Но вот наступил такой момент, когда пересаженное ему сердце выработало свой ресурс, и теперь он вновь оказался в числе немногих, кому был дарован и третий шанс.
– Не знаю даже, как вас благодарить, – сказала Сюзен растроганно.
Мадлен не ответила, да это было и не нужно. Она придвинула стул и села возле кровати. Она понимала: одно ее присутствие успокаивающе действует на женщину. Взглянув на циферблат настенных часов, Мадлен мысленно зафиксировала время. У нее оставалось еще сорок пять минут до следующей встречи. И значит, какое-то время она могла посидеть возле Тома.
Том чуть слышно кашлянул. Веки его дрогнули.
Сюзен подалась вперед.
– Томми! Том!
Мадлен нажала кнопку вызова медсестры, затем поднялась, склонилась над постелью.
– Том? Вы слышите меня?
Том открыл глаза и попытался улыбнуться, но введенная в трахею трубка помешала ему. Подняв руку, он коснулся лица жены.
Затем взглянул на Мадлен и показал большой палец, мол, все отлично.
Такие моменты, как этот, и делали жизнь Мадлен значимой. И не важно, сколько раз она так вот склонялась над своими больными, – она так и не привыкла к тому волнению, которое всякий раз овладевало ею в момент осознания собственного успеха.
– С возвращением вас!
– Ох, Томми! – Сюзен не сдержалась и расплакалась. Слезы ручейками текли по ее щекам и капали на бледно-голубое одеяло, оставляя на нем темные пятна.
Мадлен провела несколько коротких тестов и вышла из палаты, дав возможность супругам побыть наедине. В холле она задержала старшую медсестру отделения трансплантации, дала ей несколько указаний, после чего, взяв из кабинета пальто, вышла из здания больницы.
Выехав со стоянки, Мадлен двинулась по Мэдисон-стрит к скоростной автостраде. В первые минуты она испытывала необычайный душевный подъем, вызванный прогрессом в состоянии Тома. Очень скоро он уже сможет встать с постели, обнимет своих детей, посадит их к себе на колени.
Она сама, другие сотрудники отделения трансплантации сердца, семья донора – они сделали все возможное, чтобы произошло это чудо. И сколько бы раз оно ни происходило, она всегда испытывала глубочайшее потрясение. Когда после операции пациент приходил в себя, Мадлен бывала на вершине блаженства. Разумеется, она знала, что в любой момент может наступить ухудшение, возможен даже смертельный исход. Она понимала, что организм Тома может отторгнуть пересаженное сердце. Однако всякий раз Мадлен надеялась на лучшее, молилась о благополучном выздоровлении больного и делала для этого решительно все от нее зависящее.
