На Энджела внезапно накатил гнев, гнев такой сильный, что даже голова пошла кругом.
– Операция… О черт, все вы, доктора, твердите одно и то же. Говорите «вам нужна операция» таким тоном, словно речь идет о том, чтобы вырвать зуб мудрости! – Он попытался подняться повыше в постели, но не сумел. Это лишь усилило его гнев. – Знаете, доктор, вы бы лучше себе сердце вырезали, а после мы бы с вами поговорили. Но раз и вы тоже настаиваете на операции, хорошо, я подумаю.
Алленфорд ни на секунду не отводил взгляда от лица Энджела. Морщины на его лице обозначились еще резче.
– Не знаю, не знаю… Никогда не считал себя храбрым человеком.
Сказанные таким спокойным тоном, его слова прозвучали как-то удивительно искренне. Гнев сразу как рукой сняло, и Энджел перестал сердиться. На смену гневу пришел страх, ледяной рукой сжавший сердце.
– Трансплантация, – произнес Энджел, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно. Но вряд ли это ему удалось.
Алленфорд посмотрел ему в глаза:
– Не стану уверять, что знаю, каково вам сейчас, мистер Демарко. Но могу немного рассказать об операции. Немного просветить вас.
Несколько лет назад трансплантация сердца считалась операцией очень рискованной. Большинство пациентов не выживали. Но за последнее десятилетие трансплантология добилась значительных успехов. Появились препараты, препятствующие отторжению сердца, новые иммуноподавляющие лекарства – все эти группы средств играют чрезвычайно важную роль, от них во многом зависит успех операции. Вам повезло еще в том отношении, что у вас проблемы только с сердцем. Остальные органы функционируют практически безупречно. Это и позволяло вам вести тот образ жизни, к которому вы привыкли. И в связи с этим рискну сообщить вам такие данные: по нашей статистике, около девяноста процентов всех пациентов с пересаженным сердцем после выхода из клиники ведут практически нормальный образ жизни.
– Практически нормальный, – повторил Энджел, которого при этих словах опять затошнило от страха.
– Да, практически. Конечно, всю оставшуюся жизнь придется принимать лекарства, соблюдать диету и заниматься физическими упражнениями. Никаких наркотиков, никаких сигарет, ни капли алкоголя. – Он наклонился вперед и улыбнулся Энджелу. – Это отрицательные стороны. Положительное заключается в том, что вы будете жить.
– Да, звучит неплохо. Жду не дождусь, когда эта жизнь наступит.
Седые брови Алленфорда почти сошлись у переносицы. Он нахмурился.
– У нас в клинике лежит один семидесятилетний сборщик фруктов, он до такой степени нуждается, что о новом сердце для него даже и речи быть не может… Есть тут также шестилетняя девочка. Всю последнюю неделю она была не в состоянии встать с постели. Ей тоже хочется жить, хочется увидеть семь свечей на очередном торте в день рождения. Оба эти пациента не задумываясь поменялись бы с вами местами.
Энджел почувствовал, что готов от стыда провалиться сквозь землю.
– Послушайте, я не то хотел сказать…
Но Алленфорд не хотел так просто отступать.
– Я ведь отлично понимаю, что вы у нас знаменитость, но поверьте мне на слово, тут, в клинике, это ровным счетом ничего не значит. Я не намерен мириться с вашими капризами и вспышками раздражительности. Для меня вы просто-напросто один из многих пациентов, ожидающих сердце. Если говорить откровенно, мистер Демарко, вы умрете. Потому что без операции будете слабеть с каждым часом. Скоро вы не сможете даже двигаться. И за каждый глубокий вдох вы будете всякий раз благодарить Господа. Понимаю, это непросто, но вы должны понять то, что я вам сейчас скажу, буквально: в некотором смысле жизнь для вас закончилась.
