Так Анастасия поняла, что Стамбул – это про звуки!
«Когда я наконец добралась до башни Галата, то уже испытывала легкое головокружение. Во мне эхом отзывалось многоголосье города, и только поднявшись на самый верх башни, я почувствовала, как затихли голоса, мой внутренний эфир не допускал посторонние звуки, чтобы не перебить ощущение восторга от огромного города, расстелившего передо мной картину из миллиарда ночных огней. Постепенно мои глаза привыкли к ночной красоте, и я увидела, что Стамбул – это лоскутное одеяло. Когда идешь по нему пешком, он состоит из разных кусочков, как из мозаики, и только сверху видно, как необычен его рисунок. И если позвать на помощь художника, чтобы он изобразил этот город, то лучшим был бы Питер Брейгель с его кучей маленьких людей. Именно так я видела потоки людей и машин внизу – как ожившие полотна нидерландского живописца. Этот день подарил мне первое турецкое слово „калабалык“, которое я слышала и тут, и там. Уже в отеле я нашла в словаре, что оно означает „многолюдное место, скопление людей, толпа, гуща“, именно таким я увидела Стамбул в первый свой вечер».
Стамбул день 2
Крылья чаек
Анастасия проснулась рано под звуки эзана, молитва доносилась через установленные на минаретах динамики, и если днем она слышалась в строю других голосов, то ночью и под утро звучала всепроникающим соло.
Анастасия посмотрела на часы, было совсем рано, но уснуть больше она не смогла и вышла в предутренний город. Как хорошо все же был расположен отель! Пройдя метров триста она вышла на площадь к Софийскому Собору. Огромный Собор, свидетель расцвета Византии, был вписан в эту землю на многие века, его монументальность не могло поколебать ничто, ни превращение его в мечеть при правлении османов, ни в музей, как с ним случилось сейчас. «Подлинное величие непоколебимо», – подумалось Анастасии. Она обошла Собор с разных сторон, двигаясь по траектории восходящего солнца, лучи рассвета освещали то одну его сторону, то другую. Пристроенные к Собору башни минаретов как будто соединяли Собор со временем и пространством, в котором он живет сейчас. Было начало седьмого, площадь была пуста, и Собор существовал для нее одной.
Этим утром Анастасия гуляла по Стамбулу глазами, и сейчас она созерцала Голубую Мечеть и думала, сколько же веков стоят и смотрят друг на друга эти два огромных сооружения, пережившие вместе столько событий. Она посидела между ними у льющейся воды фонтанов в центре площади и решила вернуться сюда чуть позже, чтобы осмотреть все изнутри.
Возвращалась в отель она другой дорогой и в этот раз не потерялась, ее позвали чайки. Они кричали, созывая друг друга на крышу высокого здания; Анастасии с земли было видно кусочек увитой зеленью террасы ресторана, и оттуда доносился запах кофе и свежеиспеченного хлеба, которым и лакомились птицы из рук людей. Анастасия пошла за чайками и оказалась на завтраке в незнакомом отеле. Какой же отсюда открывался вид! Она опять увидела Собор Святой Софии и расстилающуюся гладь моря, которое заливало своей водой просветы между домами. С террасы отеля открылся ей утренний Стамбул, немного ленивый, просыпающийся не сразу, еще тихий, так что даже слышно хлопанье крыльев чайки. Как и этим прекрасным птицам, больше всего Анастасии понравился турецкий симит, круглый бублик посыпанный кунжутом, с необыкновенным вкусом стамбульского утра.
