Сны о свободе - страница 4

– Наши крестьяне и мещане сетуют на гнет помещиков и сановников, – вступил в разговор третий придворный. – Нашим войскам все чаще приходится отлавливать крестьян, бегущих на север.

Андромеда нежно улыбнулась и жестом распорядилась налить себе вина:

– Наш враг Тэруин опасен не потому, что угрожает продолжить наступление на юг. Князь Тэруин опасен потому, что образ его добродетели проник в умы нашего народа. Я правильно поняла вас, друзья?

Удивительно, как точно Андромеда в нескольких словах описала проблему, которую не смогли сформулировать три министра. Речь Андромеды всегда отличалась лаконичностью.

– Да, Андромеда, – кивнул Мэруин.

– Стало быть, на то есть причины.

Этими словами Андромеда согласилась с обоснованностью слухов. А это была настоящая дерзость по отношению к князю. За столом воцарилось молчание. Первый министр побледнел и опустил взгляд. Те придворные, которые не были обременены государственной службой и не несли ответственность за обстановку в стране, наоборот, заинтересованно переводили взгляд с Андромеды на супруга, ожидая продолжения речи первой или ответа второго.

– Полагаю, вы, господин первый министр, хотели сказать, что люди недовольны текущим положением дел, – продолжала Андромеда. – Однако, с другой стороны, найдется ли период в истории, когда подданные проявляли благодарность и покорность? В любой эпохе и при любом правителе найдутся недовольные. Вы согласны со мной?

– Да, моя госпожа, – раболепно ответил первый министр. Речь Андромеды, сначала чуть не стоившая ему службы, теперь стала для него спасительной.

– Так почему же в княжестве Тэруина мы не наблюдаем недовольства и мятежей? – Андромеда театрально развела руками, показывая, что вопрос адресован ко всем присутствующим.

– Потому, я бы сказал, что все силы подданных Тэруина уходят на борьбу с нами, – послышался тонкий голос с противоположного края стола.

Андромеда обернулась на голос. Он принадлежал паладину Брутусу – советнику Мэруина. Когда война за север только разгоралась, семья Брутуса оказала Княжескому Дворцу щедрую поддержку. В благодарность князь Мэруин даровал паладину высокую должность. Впрочем, Брутус выполнял обязанности советника лишь условно: на деле князь никогда к нему не прислушивался.

Брутус был крайне не уверен в себе: он говорил быстро, заикался и загрязнял речь бессмысленными выражениями, как бывает со всеми, чья речь опережает ход мыслей. К тому же природа не наградила Брутуса привлекательностью: он был невысок, толст, а лицо его отличалось кривым носом и пухлыми губами. Взгляд Брутуса всегда направлен в пол: во время разговора паладин никогда не поднимал глаз на собеседника.

Однако, когда в окружении князя речь заходила о военных или карательных операциях, в глазах Брутуса загорался азартный огонь. Паладин ошеломлял придворных склонностью к неоправданной жестокости. Во время разговоров о насилии голос паладина становился громким, почти что восторженным, а недостатки речи исчезали. Брутус присутствовал на всех дворцовых пытках и казнях, а многие из них проводил сам: вид страданий и крови доставлял ему нездоровое удовольствие, которое он даже не скрывал. Нечего говорить, что этот человек вызывал особенное недоверие у княгини Андромеды.

– Верно, – отвечала Андромеда Брутусу, скрывая неприязнь под маской любезности. – Но позвольте мне сделать маленькое дополнение: подданные князя Тэруина добровольно приносят себя в жертву. Князь Тэруин и его сподвижники проделали хорошую работу, чтобы внушить жителям завоеванных земель страх перед нашим государем. Поэтому северяне уверовали, что война с князем Мэруином – их святая миссия. И во благо этой почти что фанатичной мечты они покорно мирятся с властью Тэруина – клятвопреступника и узурпатора.