– Скот у них есть, но дело не в нем, – демонстративно не замечая сарказма ответил разомлевший от сытной трапезы котяра, – они кочуют вслед за врременами года, они не выносят холода. К тому же, рразные кланы постоянно воюют дрруг с дрругом за прраво обладать тотемами. Отбиррают дрруг у дрруга магические арртефакты, которрыми толком пользоваться не умеют.
– Мы заночуем здесь? – скорее резюмировала, чем спросила Марина, опустошив дочиста свой поднос.
На небе зажигались нереально крупные звезды. И все-таки они казались бесконечно далекими, лишенными той звенящей притягательности, какой обладали во владениях Кэрсо-Ласа.
Вокруг царила тишина. Смолкли насекомые, ветер не тревожил траву, только где-то под ногами стрекотал одинокий чокнутый сверчок.
Спустя какое-то время маганы стали осторожно пробираться обратно в лагерь, разбредаясь каждый по своим подстилкам. Зашуршали крышки персональных погребков, послышалось торопливое чавканье.
– Скажи им, чтобы постелили нам у огня и могут быть свободны, – распорядилась Гаитоэранта, сладко потягиваясь, – и еще, чтоб воды принесли, умыться.
– А где пожалуйста? – требовательно спросил Маркиз.
– Пожалуйста, – великодушно повторила Гаитоэранта.
– Кукуакакэ нуку, акэкутаке ун ку кун, – проурчал кот.
Их просьба тотчас была исполнена. У костра расстелили свежесрезанные пучки травы, а на самом широком пеньке появилась довольно-таки вместительная чаша из скорлупы крупного ореха с кристально чистой водой.
– Похоже, где-то рядом ручей, – констатировала Марина, окунув руки в ледяную воду, – Какая вкусная! – восхитилась она, попробовав ее на вкус, – в этой воде до кучи серебряных ионов…
– Холодная, брр, – передернула плечами Гаитоэранта, не разделив восторга подруги.
– Странно, я сижу в лагере каких-то полу зверьков, ем их еду, пью ключевую воду и понятия не имею, что будет завтра. И что, самое интересное, мне это нравится, – вдруг признался Кэрсо-Лас.
Маркиз зевнул и свернулся калачиком на своем ложе, ни о чем не беспокоясь и не размышляя.
– Для нас здесь экзотики, кроме, пожалуй, маганов, мало. Мы часто ездили на природу, жили в палатках, жарили шашлыки и так далее, правда, Мариш…
Марина вздрогнула. Здесь все было иначе, здесь она не чувствовала более себя Маришкой.
– Кажется это было в другой жизни, – не хотя проговорила она, вытягиваясь на своей душистой подстилке.
Звезды подмигивали ей с небес, серебристой размытой дорожкой протянулся над горизонтом млечный путь, потрескивали угли костра, где-то поблизости возились, укладываясь спать маганы.
Что осталось в ней от прежней Марины? Лишь желание помнить о той своей жизни.
– Как будто за стеклом все, – согласилась Гаитоэранта, укрываясь собственным плащом.
– Спокойной ночи, так кажется, принято говорить, – отозвался Кэрсо-Лас.
– Сладких снов, – усмехнулась Гаитоэранта, – если, конечно ветру могут сниться сны.
– Спокойной ночи, – засмеялась Марина.
Заснуть долго не удавалось. Скоро смолкли все скрипы и шорохи и лагерь потонул в тишине, даже полоумный сверчок заткнулся.
Из-за облака выкатилась непривычно большой и яркий диск луны, осветив все вокруг голубовато-серебристым светом. Звуки вдруг стали яснее, стало слышно, как бежит по камням вода, как хрустит под копытом оленя валежник, как где-то очень далеко плачет ребенок. Сознание уносилось прочь, к неприступным горным склонам, к берущей свое начало в тесном ущелье стремительной горной реке… пенные струи звали за собой, их смех эхом отдавался в ушах.
