Возле окна перед импровизированным мольбертом, который представляет собой стул, установленный на журнальный столик, стоит сама молодая хозяйка квартиры. Олеся обладает приятной внешностью: огненно-рыжая, зеленоглазая, с забавными веснушками, умеренной и гармоничной полноты. Она кажется такой естественной, милой, домашней, солнечной, что все, кто сталкивается с нею, не могут представить, что эта девушка умеет быть злой или печальной. Ее легкость и непосредственность не оставили равнодушным Илью, а он не оставил равнодушной ее – так и появилась новая, молодая семья. Все внимание Олеси приковано к холсту, не отрывая глаз от своей картины, она подносит к губам невысокий стакан из толстого стекла с интенсивно зеленой жидкостью.
– Абсент?! – в один голос удивленно восклицают Паршин и Лерснер.
Их совершенно не смутило бы, если бы Лисица пила в это утро напиток декадентов, ведь в данный момент окружающая обстановка только способствует формированию такого мнения.
– Тархун, – отвечает вошедший в комнату Илья. – Хотите? Кто пьет абсент с утра?
– Нет, спасибо. А что у вас за погром? – спрашивает Саша, указывая на беспорядок.
– У нас медовый месяц, – монотонно, не глядя в его сторону, объясняет Олеся.
– Свадьба была в январе, сейчас апрель, а у вас до сих пор медовый месяц? – удивляется он, но Лисица не отвечает.
Венера, осторожно проходит по разбросанной одежде между диваном и гладильной доской к художнице и, положив локоть ей на плечо, с видом знатока искусства осматривает полотно.
– Ну как? – спрашивает Олеся.
– Кузен Уильям. Я узнаю его благородный профиль. А какой пронзительный взгляд! – произносит Лерснер, не улыбаясь, с напускной серьезностью и наигранным восхищением.
– Я, конечно, понимаю, что семейка Аддамс тебе особенно близка по духу, я даже не исключаю, что вы родственники, но все-таки?
– Я думаю, сочетание зеленых оттенков в этой кляксе говорит о тщетности бытия и примитивности «общества потребления», также угадывается явный протест и политическая сатира. А еще я «Приору» такого цвета видела, когда мы к вам ехали.
– Все сказала? – тяжело вздыхает Лисица. – Я припомню тебе это, когда стану великой художницей! Это дерево, а не клякса! А, может быть, куст – я еще не решила, но это мой первый пейзаж и он будет супер!
– Я, конечно, бездарь, – усмехается Лерснер, – но, по-моему, ты свой пейзаж не с того начала. Как насчет линии горизонта хотя бы?
– Горизонта тут видно не будет за другими какими-нибудь объектами, которые я потом дорисую! Тебе только бы критиковать!
Илья ставит на край стола четыре чашки кофе на подносе. Лисица отрывается от своей странной картины и идет к нему, а Венера еще с минуту стоит на месте, пытаясь разглядеть в зеленой мазне признаки дерева или куста.
Александр без объяснений протягивает Илье флэшку, куда предварительно скопировал информацию из базы.
Стоило Венере подойти к столу, как Олеся отпускает в ее адрес весьма сомнительный комплимент:
– А ты что еще похудела? Извини, но это уже перебор: ты тощая и бледная, как будто в подвале, где тебя держали последние пару лет, месяц назад перегорела лампочка.
– Иными словами: ты восхищена моим изящным станом и фарфоровой белизной кожи? – усмехается та.
– Если мишура красивых слов тебя утешит, то можешь считать так.
Саша, тем временем, открывает полученную базу. Илья и Олеся заворожено смотрят в монитор, а Лерснер снова окидывает взглядом беспорядок. Ее внимание привлекает книга в аккуратном переплете. Наклонившись, она поднимает ее. Прочитав название, «Махабхарата», девушка бросает недоуменный взгляд на хозяев квартиры.
