– Ну, так ты вылитый краб из «Русалочки». Разве что тупее. Ладно, рассказывай, горе луковое, что на сей раз приключилось? И лучше там стой, на пороге.
– Чо эт?
– А то. Боюсь, не сдержусь и башку тебе твою тупую оторву.
– Женя! – подала голос мама. Я в ответ фыркнула и, заварив чай, уселась на подоконник, пока краб Себастьян собирался с духом, чтобы рассказать семье о том, в какие пучины океана занесла его кривая босяцкой мечты.
Темнить Петька не стал и вывалил все, как на духу. Так и так, мол, он и еще парочка его друзей-долбоебов решили поднять легких денег. Вариантов у гигантов мысли было ровно два: гоп-стопнуть почтальона, который бабкам нашего двора пенсии носил, и спиздить катушку с силовым проводом, неосмотрительно оставленную рабочими на стройке, потом этот провод обжечь и сдать добычу на металлолом. К счастью или нет, но выбор пал на кражу катушки. Не учли три идиота одного: что катушка окажется пиздец какой тяжелой и просто так ее укатить с промки не получится. Тогда-то светлые умы решили не мелочиться и спалить катушку на месте, а металл прикопать. За этим делом их и застали удивленные строители, а потом попросту дали пизды и вызвали ментов.
Участковый, дядь Миша, нас тоже посетил. Через пару дней. И очень удивился, увидев, как над хворым Петенькой хлопочет маменька, потчуя великовозрастное дитя бульончиком. Ухватив растерянного дядю Мишу за локоть, я сопроводила его на кухню, налила чаю с вареньем и приготовилась слушать.
Растекаться словами участковый не умел, поэтому предложил два варианта решения проблемы. Горе-воры покупают две новых катушки взамен сожженной и идут гулять на все четыре стороны. Либо заявление передается в органы, и пацаны отправляются в места не столь отдаленные. Тут я, хоть немного, но выдохнула. Если бы не отцовский знакомый, каковым являлся дядь Миша, никаких вариантов не было бы. За идиотами попросту бы приехал наряд, а потом все дружненько отправились бы за решетку. Уж не знаю, как дядь Мише удалось уболтать хозяев промки, но итогом стала возможность откупиться. И тут же пришло осознание. А с чего, блядь, платить? Гараж и машина уже проданы, накоплений никаких нет, долгов выше крыши. Осталась только квартира и каличная дача за городом – единственная мамина радость, где она хоть немного могла отдохнуть от проделок сына-долбоеба.
– Сука… – прошептала я, опускаясь на табуретку. – Как же он заебал. Вы бы знали, дядь Миш.
– Понимаю, – улыбнулся участковый. Уж, кто, как не он, знал все о чудачествах моего братца. Да и сам наверняка удивлялся, как Петька еще на зону не залетел или не закончил жизнь на каком-нибудь пустыре за городом.
– Дачу надо продать, – вставила мама, войдя на кухню. – Хватит же? Ну, на катушки эти?
– Чего? – переспросила я, сжав кулаки. – А не охуели вы часом?!
– Женя! – мягко перебил меня дядь Миша и более возмущенно мама.
– А потом что? Хату продать и самим на улицу уйти? Что-то мне подсказывает, что братик мой на этом не остановится. Заебал он, мама. Заебало это все! – рявкнула я, ударив кулаком по столу. В гостиной тяжко зашевелился Петро, почуяв, что всепрощающая сестра находится на грани. – Хули ты его покрываешь-то вечно? Не, дядь Миш. Давай наряд, заявление… пусть едет отвечать за свои поступки.
– Не надо! – ломким голосом откликнулся из гостиной братец. В глазах мамы от этого голоска набухли две тяжелые слезы.
