Со мной и без меня - страница 24



Помню, несколько лет назад возникла необходимость обратиться к ректору МГУ с просьбой продлить контракт Ясеню Николаевичу. (По возрасту он должен был перейти на другую работу.) Мы, выпускники факультета, кто был под рукой, дело срочное, соорудили челобитную ректору, академику В.А. Садовничему. Потом глянули на подписи – матушки-святы! – вся страна, все ближнее зарубежье, далекие страны – главные редакторы, директоры, министры, руководители пресс-службы, писатели, режиссеры, народные артисты, поэты, лауреаты, государственные чиновники… Имена, имена, имена… Цвет страны. Честные, порядочные.

Так Ясен Николаевич нас учил.

Сначала честь, потом профессия.

Виктор Антонович Садовничий позвонил сразу, как получил наше письмо. Это делает честь Виктору Антоновичу – он и до письма нашего все решил как надо:

«Письмо оставлю на память. Сами имена людей, их нынешние позиции в обществе говорят о том, как замечательно вас всех учил Ясен Николаевич…»

Мы, выпускники журфака, были востребованы буквально «от Москвы до самых до окраин». Женя Сытников – Камчатка, Вова Гуигин – Сахалин, Толя Шлиенков – «Неделя» («Известия»)…

Меня распределять не надо было. Я уже работал в «Комсомольской правде» в отделе рабочей молодежи. Стажером. 35 рублей жалованье. Зарплата хорошая, но маленькая. Стипендия была всего на пять рублей меньше.

Из общежития на Ленгорах пришлось съехать. Прописки московской нет. Словом, ни кола ни двора… Зато «Комсомолка»! Вершина мечты любого журналиста той поры.

Кстати, в газете таким неприкаянным я был не один. Более того, в первый же день бездомья я понял, что в редакции это норма. Нам не просто позволяли оставаться на ночь на кабинетных диванах, но еще и постельным бельем одаривали. Так и коротали ночи Юра Рост – талант из Питера, Илья Хуцишвили – выдвиженец из Тбилиси, Слава Голованов – гений из Москвы (его ночевки были связаны с запутанными семейными обстоятельствами).

Все мы ждали милости от ЦК ВЛКСМ в виде общаги (В. Игнатенко, Ю. Рост – холостые) или чего получше (И. Хуцишвили – семейный), или доли в кооперативе (Я. Голованов, перманентный жених).

Но мне повезло несказанно.

Мой старший брат, Семен Никитич, был аспирантом у академика А.Н. Бакулева. Светило медицины, Александр Николаевич Бакулев стал основоположником советской сердечно-сосудистой хирургии, был президентом Академии медицинских наук… Словом, ученый с мировым именем. И в ученики себе он брал с большим выбором, на перспективу.

Случайных людей в его команде не было и быть не могло. Моего брата он взял из больнички города Тутаева, Ярославской области, где Семен работал по госраспределению, как выпускник 2-го медицинского института Москвы. Там, в Тутаеве, он три года не отходил от хирургического стола. Стал классным специалистом, приехал в Москву поступать в аспирантуру. Приглянулся А.Н. Бакулеву и получил от него добро на хирургическую и научную работу у себя в клинике.

Уже потом Семен станет профессором в зарубежных университетах, выучится у самого Майкла Дебейки в Хьюстоне, вернется в Москву в Склиф – Институт скорой помощи – замом директора по хирургии… Да и сегодня, в свои восемьдесят с гаком может сделать любую операцию. Приходите. Больница № 13, город Москва.

Однако и Семену негде было приткнуться. Выручил академик Бакулев. Он понял: в его клинике оказались перспективные молодые люди, но дико неустроенные. Академик попросился на прием к Николаю Александровичу Дыгаю – мэру Москвы тех лет. Попросил для будущих ученых-хирургов хоть что-то. Общежитие, но в центре. Шел 62-й год… Дыгай, светлая ему память, не отмахнулся, не передоверил, не замотал, а разрешил сразу же вселиться в дом, где был легендарный кинотеатр «Стереокино», напротив Дома Союзов. «Стереокино» показывало единственный фильм «Машина 22–12» каждый божий день почти круглосуточно.