Со мной и без меня - страница 25

«Центрее не бывает, – пояснил глава города Москвы и добавил: – Правда, через три месяца мы этот дом снесем, будем искать вашим аспирантам что-то другое. А пока пусть перекантуются».

Так мой брат и его друзья аспиранты получили комнату на пятерых в выселенном под снос доме. Правда, не обошлось без гримас нашей советской жизни: в доме (кстати, бывшем общежитии) уже почти никто не жил. Лишь 2–3 комнаты были еще в ходу. Но дежурные на входе и выходе остались, белье постельное меняли в срок, и газ был, и свет, отопление и прочее в порядке. Живи не хочу.

Естественно, брат с согласия друзей пригласил и меня на постой: где пятеро, там и шестая раскладушка втиснется. Как же замечательно мы жили! Дружно, весело, без вредных привычек. Наш дом, поскольку был в таком шикарном месте Москвы, разумеется, стал центром притяжения всех наших друзей. Просто «Клуб знаменитых капитанов». Артисты, журналисты, ученые, даже один виолончелист с инструментом – все торопились на наш огонек.

Жизнь, как говорится, налаживалась. Я мотался по ударным стройкам, старшие товарищи продвигали сердечно-сосудистую хирургию, биохимию, дежурили в Первой Градской больнице и не только. (Аспирант Семен Герасимович подрабатывал по ночам сторожем на мясокомбинате. Платили ему, на общую радость, колбасой.) Еще один наш сосед создавал в своем НИИ искусственную икру. Черную.

С этого места, думается, надо поподробнее.

Итак, на столе у нас всегда стоял трехлитровый баллон с икрой. Как нам объяснили, делалась она из нефти. Это знание аппетита не прибавляло. Но икра, как настоящая, уже намазывалась. Оставалось пройти испытания. Испытателям, то есть нам, даже приплачивали. Это как-то стимулировало наш добровольный вклад в науку.

Вся наша гоп-компания, и постояльцы, и гости вынуждены были принимать участие в научном эксперименте: дегустировать икру и записывать в специальных бюллетенях кое-какие данные о последствиях. Например, какова желтизна глаз, белесость языка, каков, пардон, цвет мочи и т. д. Сначала мы всерьез вели научные дневники. Потом начали списывать друг у друга, потом просто подгоняли цвет языка, глазного яблока и прочие данные к научным прогнозам.

Словом, был дом наш полная чаша.

Одна беда: ни у кого не имелось прописки, жили практически нелегально. А тут еще дело «Мосгаза», да местопребывание наше напрягало правоохранительные органы, особенно в дни парадов и дни скорби: ведь мы всегда находились внутри оцепления. На нас косо смотрели: ни похоронить спокойно, ни колонны подровнять. Все время крутятся посторонние и без пропусков.

Потом к нам зачастил участковый из ближайшего к Кремлю отделения милиции. Лейтенант, как помню, не лейтенантского возраста приходил вечером, когда мы, нарушители паспортного режима, были на месте. Суровый милиционер знал нас хорошо, мы не раз сдавали ему разные прошения и справки от организаций, где служили, письменные подтверждения, что скоро покинем вверенный командиру район. Или принесем паспорт с пропиской.

Начиналось всегда одинаково: лейтенант раскрывал полевой планшет.

Как фамилия? – и так далее, все снова-здорово.

Савчук.

Семен Герасимович.

Даренков.

Арчаков.

Игнатенко Семен.

Игнатенко Виталий.

В этом месте опроса выдвигался в центр стола баллон черной икры. По легенде, Боре Савчуку эту роскошь прислала тетя из Астрахани. Я, как самый молодой, должен был спроворить чай. Старшие товарищи клялись, что документы на прописке. Через неделю, в крайнем случае две все будет в порядке.