Собакалипсис - страница 19
Пока эти мысли свербели у меня в голове, неясный силуэт хозяина приблизился к свету свечи, и я смог его рассмотреть.
Это был пёс. Но такой громадный, что даже Роти и Фрэди показались на его фоне не такими уж здоровяками. Интересно, и как он только протискивается сквозь эту узкую дверь? Или же попросту не может выйти, оттого и сбрендил, бедолага?
Одет пёс был в какую-то тёмную рубаху. Белая шерсть выглядывала из-под ворота, как галстук бабочка. Или как картонная вставка под воротничок. Где-то я видел нечто подобное.
Здоровяк подозрительно ловко подцепил целую связку свечей. Поднёс их к стоящему на столике черепу. Вознёс очи к потолку и со вздохом произнёс:
– Мементо мори.
Не успел я осознать, с чем связано упоминание моря, как пёс нажал на череп. Нижняя челюсть тут же выскочила вперёд, а изо рта полыхнула небольшая струя пламени.
От связки свечей сразу стало значительно светлее. Пёс устроился на стуле рядом с огнём.
– Иди сюда, Джек. Не бойся, – здоровяк похлопал по соседнему стулу. – Присаживайся рядом.
Я поднялся и с опаской присел неподалёку. Пёс покачал головой.
– Я сенбернар, – произнёс он. – Это значит Святой Бернар. Что накладывает на меня огромную ответственность. Ибо кто, если не я, защитит и наставит на путь истинный падших человеков и заблудших зверушек? – Пёс вздохнул: – Тяжек сей крест, ибо не ведают, что творят.
– Это… Бернар, – начал, было, я, но он поднял руку.
– Можно просто Сеня.
– Ага, – я кивнул. – Знаешь, я не вполне понимаю, о чём ты говоришь. Но ты, судя по всему, добрый малый, – я осёкся и добавил: – Хоть и немалый.
– Ответственность! – торжественно произнёс пёс и воздел лапу кверху. Я снова кивнул и сглотнул подступивший ком.
– Так вот, – продолжил я. – Я знаю, что ты приютил человеческого ребёнка. Мальчика. А я тоже несу за него ответственность. Понимаешь?
Сенбернар прикрыл глаза.
– Уважаю, – пробасил он.
– Мальчик сейчас живёт в нашем приюте для людей. Поэтому я хотел бы забрать его.
Теперь пёс поглядел на меня с сомнением.
– Ты? – он хмыкнул. – Сила божия велика. Но искушать его – грех.
– Чья сила? – уточнил я.
Сенбернар воздел очи к потолку и тяжело вздохнул.
– Язычник, – произнёс он.
Я высунул язык и попытался его рассмотреть. Вроде, всё с ним было нормально. По крайней мере, мой язык вряд ли сильно отличался от языка сенбернара.
– Бог, – воодушевлённо начал свою проповедь пёс, – величайшая и милосердная сила природы. Он повсюду вокруг и внутри нас. Люди прогневали его. За то он лишил их разума и наделил им нас. Ведь мы, собаки, избранные. Если прочитать изначальное имя собак – дог – наоборот, то как раз получится год. А год – это имя бога.
– По-моему, год – это цикл сезонов, – усомнился я.
– Да, – обрадовано закивал сенбернар. – Я же говорил. Он во всём! И, прежде всего, в вечном течении природы!
– Но если он такой милосердный, то почему так поступил с людьми?
– Он милосерден, но справедлив! – с жаром воскликнул Сеня. – Его терпение не имеет границ, но если заканчивается, то несть числа всем казням египетским, кои падут на главы согрешивших пред очами его!
Я выпучил глаза. Я не вполне понимал, о чём идёт речь. Но пёс говорил столь воодушевлённо, будто ему кто-то об этом рассказал. Или даже показал.
– А откуда ты обо всём этом знаешь? – спросил я. – Тебя какой-то человек научил? Тот, который жил в этом странном доме?
Сенбернар потупился.
– Этот дом называется часовней, – сказал он. – Его построили для утешения путешествующих. Ибо путешествие – великое испытание для слабой души.