За этим оглушительным великолепием он совершенно отвлёкся от своих провожатых. Он огляделся, но собак нигде не было видно. Тогда он решил войти в ворота сам. Дойти досюда и просто постоять рядом? Это несерьёзно.
Он вышел на середину проёма, чтобы не смазать впечатления. Расстояние до обоих столбов впечатляло. Он показался себе муравьём в дверях.
Несмотря на постоянные порывы ветра, створки ворот были неподвижны. Ему пришло в голову, что они вообще не двигаются. Такие тяжёлые, или огромные петли заклинило намертво. Он пошёл вперёд. Когда он проходил под крышей, он задрал голову вверх. И тут, кажется, он понял, где он был в своём последнем сне. Здесь. Он входил в ворота. Проходил под крышей и шёл дальше, между двумя огромными створками.
Монументальность строения придавливала его к земле, но в то же самое время словно делала пылинкой, танцующей в солнечном луче. Эта странная двойственность и ощущение собственной новизны совершенно сбивали с толку, что было, тем не менее, удивительно приятно. Окрыляюще.
Расстояние и многоцветное сияние ветра, сопровождавшее его на входе, не позволяли ему как следует рассмотреть ворота. Он подошёл ближе к правой створке. Он шёл и шёл вдоль неё, и когда дошёл до конца, увидел, что её подпирает камень. Наподобие того, что стал постаментом памятнику в деревне, только гораздо больше. Со времён таяния последнего ледника, вспомнил он слова главы инициативного комитета.
Шириной створки ворот были в пару его ростов, а может, даже чуть больше, прикинул он. А вот из чего они? Выглядели они так, словно были сделаны из дерева, затем их тщательно заморили, а потом прошли, он покачал головой, пара-тройка миллионов лет и… Вуаля. Твердокаменные, изначально, возможно, тёмно-коричневые, со временем ставшие почти чёрными, а ещё через время ставшие поверх всего какими-то седыми что ли. Гадать можно было сколько угодно.
Не было на них ни изумляющей его чувство прекрасного резьбы, ни ажурной ковки, никаких иных декораций. Однако ворота ему так понравились, что он удивлялся сам себе. Он даже всерьёз стал раздумывать, не остаться ли здесь вообще. Ну, собак подождёт в конце концов, а то делись куда-то. Он даже рассмеялся от этого. И рядом с воротами, во-первых, его смех показался ему каким-то тихим и, вот интересно, не взрослым, а во-вторых, он внезапно почувствовал, что здесь, в этом странном месте, он на месте. На своём. И, почувствовав это сейчас, он понял ещё, что всё, это с ним, и никуда от него не денется. От этого одновременно защипало нос и появилось желание идти дальше. Он был совершенно сбит с толку, счастлив, как дурак, и, улыбаясь, всё-таки пошёл вперёд.
За воротами было совсем не поле. Снаружи виделось всё совсем иначе. Как с соснами в лесу. И по ту сторону лес, и по другую. И только пройдя между ними, стало ясно, что лес по эту сторону – совсем не тот лес, а может, и не там вовсе. А теперь ещё и ворота. Сейф в потайной комнате.
Ещё на входе в ворота он заметил, что ковыль из-под ног пропал, уступив место короткой жёсткой травке, почти выгоревшей на солнце. И земля дальше шла совершенно плоская, словно выровненная, ни ямки, ни кочки. А перед ним на одинаковом расстоянии, метрах в шести, друг от друга, начинались сложенные из камня стены. Они вырастали из земли постепенно, под одинаковым для всех углом, довольно пологим, и вырастали далеко выше его роста. Не с ворота, конечно, но гораздо выше него, раза в четыре как минимум. А земля между стенами постепенно уходила вниз, создавая что-то вроде котлована, тянувшегося вместе со стенами далеко вперёд. Так что высота стен целиком, от дна котлована до верха над его головой, была довольно внушительной.
