Собаки - страница 4

Собаки, как всегда, сели у стола и стали смотреть, как он, медленнее, чем обычно, варит в турке свой кофе, нарезает хлеб, намазывает готовые тосты ореховой пастой с мёдом, их любимой, и нарезает их тосты обычными квадратиками.

Когда завтрак был съеден, большая подошла к плите, встала на задние лапы и ткнула носом холодный чайник. Она оглянулась на него и ткнула носом чайник ещё раз. Он молча поднялся, налил в чайник воды и поставил его на огонь. Меньшая, всё это время неподвижно сидевшая у своей пустой тарелки, встала и подошла к этажерке у двери в сад. Там, на нижней полке стоял коробок с каким-то, как он считал, хламом от прежних хозяев. Честно сказать, он несколько раз думал его выбросить, но это было не к спеху, коробок не мешал ему, его вещам места хватало, и он каждый раз то забывал, то откладывал. Меньшая по-хозяйски сунула нос в коробок, порылась там среди старых газет, мятых свёртков, прищепок, пакетиков и пачек с истёртыми этикетками и вытащила в зубах пучок какого-то сена. С этим букетом в зубах она подошла и села у его ног, внимательно смотря ему в глаза. Он, начав уже слегка беспокоиться, не бредит ли он в жару, наклонился и взял предложенное. Обе собаки сидели у плиты и выразительно смотрели то на чайник, то на него с гербарием. Наконец он сообразил и положил траву в большую кружку. Когда чайник засвистел, он налил в кружку кипятка и сел с ней за стол. На мордах собак он прочитал удовлетворение. Собаки посидели ещё немного, потом посмотрели друг на друга, и большая вышла из дома. Одна.

А меньшая, значит, осталась за няньку, подумал он. Похоже на то. Меньшая осталась сидеть у стола и внимательно смотрела на него. Так они и сидели молча, пока отвар не остыл до того, что его можно стало пить. На вкус он был такой, каким и должен был быть. Чуть горьковатый, смолистый, травяной. Довольно приятный.

– Это из леса? – подал он голос.

Меньшая встала и пошла из кухни в коридор. Остановившись в дверном проёме, она оглянулась на него и нетерпеливо затопала лапками на месте, явно ожидая, что он последует за ней. Он взял кружку и тоже вышел. Таким образом она привела его назад в его спальню, подождала, пока он допьёт, и дала понять, чтобы он лёг, несколько раз завалившись на спину со всех четырёх. Он, улыбнувшись, последовал её настоятельному совету и тут же вырубился.

Ему приснился сон. Приснилось утро, ещё сумерки. Ранняя весна. Он выходит из кухни в сад. Выходит и останавливается. Осматривается. Сад ещё весь в снегу, только дорожка утоптана, и снег на ней подтаял. Небо всё в мокрой вате туч. Он набирает полные лёгкие воздуха. Сегодняшний ветер – сырой, прохладный. Вкусный. Ветер, в котором чувствуется весна. Угадывается сама собой, минуя сознательное, затылком. Такой ветер будит беспокойство в лопатках.

Проснулся он уже вечером. Дико голодный, весь мокрый и без температуры. Умывшись и переодевшись, он спустился в кухню, где меньшая лежала на коврике под столом.

Он сделал ей тост с ореховой пастой с мёдом и, присев на карточки рядом со столом, поставил тарелку перед ней. Она постучала хвостом об пол и приняла благодарность. Вернувшуюся большую тоже ждал тост. И этот был вежливо съеден.

На следующее утро он был уже практически здоров и после завтрака проводил обеих собак до калитки. Они помахали ему хвостами и ушли. Как на работу, подумал он. Самому ему на работу ходить уже не приходилось. Он решил, что совершил все свои подвиги, после очередного госпиталя подал в отставку и, никому ничего не сказав, уехал. Сюда. Остановился в городе, несколько дней провёл в номере с газетой объявлений и телефоном, неделю поездил по району и выбрал этот дом. Жил он на пенсию, перечисляемую ему ежемесячно. На скромную жизнь хватало. Прежние сбережения он истратил на этот дом, а больше собирать было не с чего, не на что и незачем.