Как-то по телеку она видела передачу про серийных убийц. Там в частности рассказывалось, что психи часто впадают в детство. Эта дурацкая игра, которая была обычной «монополией» и которая являлась одной из сотен игр, помогающих судье Клои вместе с обвинителем Джонсом растворять вечность, напугала Кору Ипсвич куда больше, чем холодный тон блондинки.
И всё же в этих двоих было что-то притягательное. Нечто, что заставляет испытывать симпатию к психопатам, впадающим в детство. Только здесь, вблизи, Кора почувствовала, «увидела», что эти двое за столом напротив живут в кадре гораздо ярче «золотого». Лицо блондинки казалось высеченным из белого мрамора. Ни одной лишней черточки, ни одной ассиметричной линии. Миндалевидные глаза серого цвета смотрели открыто, глубоко, и от этого все время становилось не по себе.
Сцепив пальцы в замок, судья Клои начала процесс.
– Вы подтверждаете, что ваше имя Кора Ипсвич?
От этого вопроса Кора несколько растерялась.
– Нужен паспорт? – она искренне не понимала, что от неё требуется.
– Просто ответьте на вопрос, – снова этот ледяной голос.
– Конечно это мое имя! – на лбу Коры появились складки злости. – Господи, Вы же сами меня пригласили!
Фред Джонсон записывал все куда-то на листок.
– Хорошо – удовлетворенно кивнула судья Клои. – Кто я, вы уже знаете. Заочно вы знакомы и с Фредом Джонсоном. Он обвинитель.
Больше всего на свете Кора хотела бы сейчас оказаться в теплой ванной в уютном особняке, но об этом сейчас не могло быть и речи. При слове «8обвинитель» её кожа еще раз покрылась мурашками.
– Вы будете меня судить? – скептически, с усмешкой поинтересовалась Кора.
– Мы здесь только из-за вас, – спокойно объяснила судья Клои. – Полагаю, вы узнаёте свои фотографии?
– А что с ними не так? – Кора оглянулась назад, на лица, которые когда-то стояли перед ней вживую.
– Так узнаёте?
– Узнаю. Я работала с ними.
– Вы знаете, кто эти люди? – судья Клои посмотрела поверх плеч Коры на фотографии. – Их имена? Чем они занимаются?
– Конечно, я не знаю! – вспылила Кора.– Это просто модели!
Фред Джонсон стенографировал каждое слово.
– Вы вмешались в замыслы божьи, – продолжала судья Клои. – Все эти люди теперь отлучены от Бога.
Слова о Боге заставили Кору вспомнить детский церковный хор в приюте для сирот, в котором всех заставляли петь по несколько часов кряду, каждое воскресенье. С тех пор она обходила церкви стороной.
– Это просто фотографии. Я не знаю, что вы от меня хотите.
– Вы необычный человек, Кора Ипсвич, – судья произносила слова с дотошной дикорской безупречностью. – Вы наделены божьим даром видеть в людях прекрасное.
– Разве это плохо?
– Это не плохо. Плохо то, что вы обращаете на это всеобщее внимание. Ваши мерзкие картинки меняют сущность людей.
– Но все люди меняются!
– Все меняются согласно воле божьей, – тут судья снова взглянула на фотографии, развешанные над рядами кресел. – Вы знаете, что этих людей больше нельзя вернуть к замыслу Творца?
Обвиняемая отвела глаза в сторону, не выдерживая взгляд судьи.
– То, что вы сделали с ними, – продолжала блондинка, встав со стула и указывая на снимки – Чудовищно! Все эти люди теперь ходячие трупы. Их естество обратилось в товар. И это сделали вы! Вы испепелили души этих людей!
Патетичный слог жутко контрастировал с внешностью судьи, которой больше подошла бы роль Афродиты, а не гласа гнева Божьего. Каждое её слово отзывалось в сердце рыжей фотографши ударом молота. И всё же она нашла в себе сил поднять глаза вновь.
