Сомов молча протянул руку Кунгурову, потом сержанту, обернулся к кинологу, но, разглядев, что это девушка, кивнул ей.
– Чего-то я не понял, – удивился Влад, во время приветственных рукопожатий. – Почему следователь в школе, а не здесь?
– А это, Влад, ноу хау в работе следствия, – вместо Степанова сочным баритоном отозвался Сомов. – Мы пока ехали, Марина Вячеславовна мне доступно объяснила, что от трупов её тошнит, а в профессионализме опергруппы она не сомневается, поэтому доверяет тебе составить протокол от её имени.
– Вот коза драная! – вскипел Кунгуров. – Я ей составлю!… я ей так составлю…
– Да, брось ты, – флегматично прервал его возмущения сержант Блинов, щелчком запуская окурок в полёт. – Можно подумать, ты не знаешь, что Белозёрова через неделю помощником прокурора будет. Ей на комитет уже плюнуть и растереть. Даже я знаю, что она осмотры по фоткам пишет, – он обратился к темнокожему медику, – Сергей Михалыч, потерпевшего нашего осмотри.
– Точно! Серёг, у нас там раненый в машине, – спохватился Влад.
– Так не труп, слава богу? – спросил Сомов, залезая в машину.
– Да нет, это наш стажёр от кого-то по башке получил, а доступ к трупу сейчас Соловец сработает, я ещё не видел ничего. Думал злоумышленника поймать, но только штаны порвал да вымазался, как свинья.
Пока врач осматривал голову Алексея, тот порывался что-то сказать, но Сомов никаких посторонних разговоров, кроме, как о самочувствии, не допустил. А когда беглая диагностика и бинтование головы закончились, к машине вернулся эксперт Соловец. Его обычный вид столичного денди испарился: чёлка – дыбом, очки перекошены, усы обвисли подковой. Две фотокамеры с разными объективами болтались на груди, и он взволнованно теребил ремни руками. Тем не менее, о вежливости криминалист не забыл.
– Всех приветствую, кого не видел, – нервно поздоровался он, и, глядя на мнущегося в сторонке худого понурого мужчину в форме охранника, спросил, – это у нас кто?
– Охранник ключ от сараюшки принёс, – влез с комментариями Степанов, надул жвачный шарик и, когда тот лопнул, с чавканьем собрал резинку в рот, а потом поинтересовался, – Данилыч, ты там доступ к месту обеспечил? Шеф, может, пойдём уже смотреть?
– Слышь, Димон, я тебе русским языком сказал: не тарахти и выплюнь жвачку! – взорвался Кунгуров, – И без тебя тошно! – И тут обратил внимание на взъерошенный вид эксперта, – что такое, Михал Данилыч? Чего это тебя так…встряхнуло?
Соловец поправил очки, взлохматил и без того торчащую чёлку, ухватился за свои камеры, как за спасательные круги, и сказал:
– Владислав, отойдём.
– Эй, что значит «отойдём»? А я? – возмутился Степанов.
– «Я» свинья и последняя буква в алфавите, – отрезал старший опергруппы. – Данилыч, тебе ключ нужен? Нет? Значит ты, Дмитрий, охрану обратно в школу проводи к следователю. Потом вернёшься, будешь протокол писать, раз их величество не желают.
Степанов выплюнул жвачку.
– Вот всегда так! Как, самое интересное, меня в ссылку. Я думал…
– Ты не думай, – оборвал Кунгуров. – Исполняй!
– Пошли, – уныло сказал Дмитрий охраннику, и повернул в сторону черного без единого светящегося окна здания школы. Охранник пожал плечами и безмолвно направился следом.
– Ну, что там, Данилыч?
Но Соловец не торопился отвечать. Он ещё раз провёл рукой по волосам, поправил ремни камер на шее, переступил с ноги на ногу и только тогда продолжил.
