Собирай и властвуй - страница 16

Перечень сей можно было бы продолжать, но не вижу смысла, ведь суть от этого не изменится: разделяя, дом Баглая объединял, чем он и примечателен. По большему счёту, для меня 3т с дома Баглая и началась, пусть осознала это, только став модулем. Превратить весь людской мир в подобие такого дома – вот главный мой стимул, та плеть, что подстёгивала. Спроси, Ментал, что нам, создателям 3т, требовалось, и я отвечу: принципы разделения более фундаментальные, нежели пол или возраст. Когда нашли их, тогда и родилась собственно 3т – не игра, не забава, а камертон.

Хлада, починок Заливной

[1]

Несчастья продолжили преследовать Руту и Тарнума и после свадьбы. Быстро забеременев, Рута не доносила, выкинула, да и сама при этом едва не умерла. Только оправились, только в себя немного пришли, как снова беда: мать Тарнума, Примула, тяжело заболела. Ледяной покров – так называлась болезнь, именно тех, кто переселялся по реке севернее, чаще всего и выбирала. Кожа Примулы огрубела и стала шелушиться, шелушки таяли, превращаясь в капли волшебной воды.

– Болезнь не остановить, но можно замедлить, – сказал Киприан, – если переселиться южнее, и чем южнее, тем будет лучше.

Руте Примулу, понятное дело, было жалко, но в первую очередь увидела возможность для себя. После ужаса и позора поединка, после потери ребёнка, мечтала лишь об одном: убраться от Лучистого и Заливного как можно дальше. Понимала, если сказать прямо, Тарнум не согласится, воспримет в ледяные штыки, так что искала, с какой стороны подступиться. И вот, нашла.

В Гнездо его едва не силой затащила, под утро, когда лежали обессиленные, попросила:

– Давай переселимся, Тарнум! Не могу смотреть, как она мучается…

Он молчал, долго молчал, теребя амулет со знаком Игнифера, выжженным по волшебному дереву.

– Меня её боль на части рвёт, – сказал наконец, – но про переселение забудь, ничего не получится.

– Из-за лесопильни, так? – спросила зло, – как же, столько трудов в неё с братцем Паранором вложили, сегодня-завтра запускать собирались, и бросить – немыслимо, невозможно!

– Нет, лесопильня ни при чём, – Тарнум тяжело вздохнул, – в Параноре дело.

Рута охнула, потому что в мгновение всё поняла – и как раньше не догадалась? Ведь странный он, Паранор, как есть странный: и пауков боится, и не женился до сих пор, и молчит порой до того страшно, что лучше в холод, стужу лютую, чем наедине остаться.

– Там, в Приозёрном, с ним что-то случилось? – спросила, накручивая на палец рыжий локон.

– Да, я про него не всё рассказывал… – Тарнум замялся. – В общем, коснулся его паук, коснулся холодом, когда убегали. С тех пор Паранор словно замороженный, и если поплывёт на юг, тоже заболеет. Как бы начнёт таять, понимаешь?

– Но не обязательно же плыть далеко, – не сдавалась Рута, – можно на самую чуточку…

– Если на чуточку, это ничего не даст матери.

– Проклятье!.. – Рута не в силах сдержаться, вырывается вопль.

– Вот именно.

– Но откуда ты всё это знаешь? Ведь с тех пор, как переселились, вы же только здесь и жили, если ничего не путаю.

– Знаю не я, знает Паранор. Просто знает.

Сказано было спокойно, но Рута чувствовала, что Тарнум еле держится, что в нём всё клокочет.

– Бедненький мой… – прильнула, обняла крепко, – за что нам всё это, за что?

Тарнум обнял в ответ, скрипнул зубами:

– Если б я знал…

Смерть Примулы растянулась на год, очень долгий год, всё это время Тарнум и Паранор не теряли надежды найти лекарство. Отвар семицвета, толчёный в порошок осколок от панциря кракена, плед из шерсти мамонта – каких только средств не испробовали! – однако ж нет, не помогло ничего. Последние месяцы, самые тяжёлые, за больной ухаживал лишь Паранор, не подпускал никого.