Собирай и властвуй - страница 2
Небо свинцово-серое, с него сыплется хлопьями то ли грязный снег, то ли пепел, и где-то там, в этом сумраке – Рана. Силовое поле над одной из посадочных площадок исчезает, голем опускает шар в углубление, сам занимает место рядом, будто орёл у гнезда. Перепонка силового поля восстанавливается, а над базой поднимается стена огня, расходится, медленно угасая, вокруг. Простейшие обращаются пеплом, пепел возносится к небу…
Шар тем временем, скользя по жёлобу, опускается на нижние уровни, останавливается у машины, известной как соединитель-разделитель, или со-раз. По виду это та же сфера контроля, только в несколько раз больше. Персонал базы исключительно из двуликих, обступают скользящий шар полукругом. Первым из него появляется Ансей, долгой дороги почти не заметивший – приятно, когда можешь беседовать сам с собой. Движения Аваллаха и Ауна, что выбираются следом, замедленные, вялые – скорее спят, чем бодрствуют.
– Кого подготавливать первым? – спрашивает у Ансея глава базы.
– Его, – не раздумывая, тот указывает на Аваллаха.
[Жизнь первая] Рута (803-833 от Р.)
[Год шестой] Первая кровь
Хлада, посёлок Лучистый
[1]
Мама опять плакала. Никто не услышал, только Рута, потому что могла слышать тайное, другим недоступное. Проснулась от тихого перезвона, будто бы колокольчик, а потом почувствовала горячие слёзы и подставила под них ладошку, а они – кап, кап, кап… – горячие, такие горячие! Как же это у неё получается? Ведь не рядом они: мама внизу, Рута вверху, на лежанке, а тут – будто бы рядом. Так хотелось во всём разобраться – очень-очень хотелось! – но всему своё время, как говорит бабушка, всему своё время.
Мама встала, оделась, подбросила в печь дров, начала стряпать. Рута вслушивалась напряжённо, но больше никакого перезвона. Ощупала ладони: сухие и даже совсем не горячие – может, всё ей только приснилось? Нет, знала, что не приснилось, просто зверёк волшебства то трогал лапкой, то прятался, подобно игривому котенку. Тронет – и чаровать у Руты получается, отпрянет – и никаких тебе чар, лишь пустоту руки ловят. Должно быть, она для всех этих дел ещё слишком маленькая, потому и так, но приручит этого проказника, обязательно приручит!
Однако, почему же плачет мама, о чём? Ой, нет, не о чём, а о ком! Рута почувствовала, что может понять, расколоть секрет, как кедровый орешек, и потянулась, стиснув кулачки, изо всех сил. Нолан? Страшно погиб, живодрев разорвал на части, но после него остался крохотулечка Нин, мамин внучек, нянчится с ним – нет, не Нолан. Крохотулечка, крохотулечка… Прошлой декадой отец мать побил, крепко, а потом, когда сильно кричала ночью, Фаргал и Бригитта увели, долго не было. Вот! Скорлупа тайны треснула, открывая ответ: у мамы был ребёночек, совсем ещё маленький, но умер у неё в животе, и деток у мамы больше не будет.
Рута напряглась, вытянулась на лежанке; свернувшаяся в ногах клубком Мельда, любимая кошка, подняла голову, навострила уши. В висках стучали молоточки, по щекам бежали слёзы – как же так? Ведь неправильно, невозможно! Однако же она успокоилась, надёжно спрятала образовавшийся внутри ледок, и когда спустилась к завтраку, матери ничего не сказала, лишь обняла крепко-крепко, прижалась к груди.
– Что с тобой, кроха? – удивилась Ламанда, обнимая в ответ.
– Кошачьи нежности, – фыркнула Айрис.
– А вот и нет! – показав сестре язык, Рута поспешила к рукомойнику.