– И все-таки вы боитесь, – констатировал герцог.
Марселина резко остановилась и оглянулась. Мужчина улыбался. На его слишком чувственных губах играла самодовольная улыбка.
– Что вы сказали? – тихо спросила она.
– Вы боитесь, – повторил он. – Это вы думаете, что о вас скажут люди и как они станут к вам относиться. Вы готовы проскользнуть на бал тихо и незаметно, как вор в ночи, надеясь, что вас никто не заметит, но вас приводит в ужас мысль о возможности войти в зал под руку со мной, когда все станут на вас глазеть.
– Мне жаль лишать вас иллюзий, ваша светлость, но то, что вы и ваши друзья думаете и говорите, важно по большей части для вас, а вовсе не для других людей. Я рассчитываю, что меня никто не заметит, по единственной причине: шпион предпочитает действовать незаметно. Вам даже в голову не пришло, что возбуждение, связанное с тайным проникновением туда, где тебя никто не ждет, и столь же незаметное возвращение обратно сделает для меня эту вечеринку забавной.
Марселина продолжала идти по коридору, и лишь участившееся дыхание выдавало ее волнение. Ее самоконтроль был достоин всяческого уважения, но все же она позволила мужчине себя спровоцировать. Она всего лишь хотела одевать его будущую жену, и ничего больше, но каким-то образом оказалась втянутой в совсем другую, ненужную ей игру.
За спиной снова раздался негромкий голос:
– Трусиха.
Слово эхом прокатилось по пустому коридору.
Трусиха? Она, которая в возрасте двадцати одного года отправилась в Лондон с жалкой горсткой монет в кошельке и непомерной ответственностью на плечах – больным ребенком и двумя юными сестрами, поставив на карту все ради иллюзорной мечты. Только ее смелость позволила им всем выжить.
Марселина остановилась и повернулась к герцогу.
– Трусиха, – тихо повторил он.
Она бросила ридикюль, схватила мужчину за шейный платок, рывком притянула к себе и жадно поцеловала.
«Мисс Кларк, как обычно, постоянно получает модели от одной из законодательниц парижской моды, что позволяет ей каждый месяц представлять покупательницам модные новинки, что, безусловно, понравится тем дамам, которые окажут ей честь, выбрав ее магазин».
«Ла бель ассамбле». Бел-Корт энд фэшнэбл мэгэзин[1]. Объявления за июнь 1807 года
Это было не подчинение. Поцелуй больше походил на пощечину.
Ее рот был требовательным, сильным и уверенным. Напор оказался таким неожиданным, что Кливдон едва устоял на ногах. Создавалось впечатление, что они давние любовники, которые ненавидят друг друга, и в результате две страсти слились в одну. Они могли сражаться или любить друг друга – большой разницы не было.
Марселина держала его крепко. У герцога промелькнула мысль, что теперь она должна впиться ногтями в его физиономию – такое развитие событий показалось ему естественным.
Вместо этого она сокрушила его своим мягким чувственным ртом. Настойчивость ее губ, игра языка – все это было похоже на дуэль. Но больше всего Кливдона поразил ее вкус – он был словно дорогой бренди, богатый, глубокий и темный. Этот вкус наводил на мысль о сладостном запретном плоде.
Короче говоря, это был вкус больших проблем.
В первый момент герцог среагировал инстинктивно и ответил на поцелуй в той же манере – уверенно и напористо. Его тело напряглось и одновременно ослабело – в разных местах. Самыми слабыми в одночасье стали колени – так и норовили подогнуться. Женщина была восхитительно красивой и изумительно теплой, и герцог почувствовал, что перестает соображать. Ее вкус, тонкий запах кожи, ощущение прижатых к нему грудей и шелест шелковой юбки… Все это туманило разум и пробуждало физическое желание, настолько сильное, что бороться с ним не было никакой возможности.
