Марселине это было известно. Его светлость был не только опытным соблазнителем, но и обладал утонченным вкусом. Он преследовал далеко не каждую хорошенькую женщину, которая встречалась у него на пути. В отличие от многих своих соотечественников, он не был завсегдатаем борделей, даже самых изысканных. Не бегал за служанками и модистками. В общем, не был типичным распутником. Герцога Кливдона интересовали только высокородные аристократки или лучшие из лучших представительниц полусвета.
С одной стороны, это означало, что целомудрие Марселины не пострадает. Но с другой стороны, это был для нее вызов: ей необходимо было привлечь внимание герцога и удержать его достаточно долго, чтобы достичь своей цели. Думая об этом, она чувствовала, что сердце начинает биться чаще – будто смотришь на вращающееся колесо рулетки. Только на этот раз на кону стояли не просто деньги. Исход этой игры определит будущее ее семьи.
Внешне Марселина сохраняла спокойствие и уверенность.
– Сколько ты поставишь на то, что он и месье граф войдут в эту дверь в тот самый момент, когда начнется антракт? – спросила она.
– Я не настолько глупа, чтобы спорить с тобой.
Как только начался антракт – зрители как раз начали вставать с мест, – Кливдон вошел в ложу мадемуазель Фонтенэ с графом д’Орфевром.
Первое, что он увидел, – спину загадочной брюнетки, открытую на толику дюйма больше, чем позволила бы себе любая парижанка. Ее плечи были идеальной формы, кожа гладкая и нежная. Темные завитки соблазнительно покачивались на затылке.
Кливдон посмотрел на ее шею и моментально позабыл о Кларе, мадам Сен-Пьер и всех остальных женщинах на свете.
Прошла, казалось, целая жизнь, прежде чем он предстал перед ней, заглянул в блестящие темные глаза, в которых мерцали смешинки… скользнул взглядом по обольстительному изгибу сочных губ, в уголках которых тоже притаился смех. Потом она пошевелилась – чуть-чуть, едва заметно, просто легонько повела плечами, – но сделала это так, как любовница двигается в постели, во всяком случае, так отреагировало на это движение его тело.
Свет заиграл в ее волосах, позолотил кожу, отразился в огромных смеющихся глазах. Взгляд герцога скользнул ниже, к едва прикрытым струящимся шелком пышным грудям, маняще тонкой талии…
Он смутно понимал, что рядом находятся люди и даже о чем-то громко разговаривают, но не видел и не слышал никого, кроме этой обворожительной женщины. У нее был низкий чувственный голос – контральто с легкой хрипотцой.
Ее фамилия, если он правильно понял, Нуаро.
Идеально подходит.
Сказав мадемуазель Фонтенэ все, что требовали приличия, он сосредоточил все свое внимание на женщине, в одночасье лишившей покоя всех мужчин в опере. С отчаянно бьющимся сердцем он склонился к ее руке.
– Мадам Нуаро, – сказал герцог и коснулся губами мягкой кожи перчаток, – я восхищен. – Он почувствовал легкий экзотический аромат. Жасмин?
Подняв голову, он встретил взгляд, глубокий, словно полночь. Бесконечно долгое мгновение мужчина и женщина смотрели друг на друга.
Потом она указала веером на стоящий рядом стул.
– Очень неудобно беседовать с откинутой назад головой, ваша светлость.
– Приношу свои извинения. – Герцог сел. – Это было непростительной грубостью с моей стороны – так нависнуть над вами, но вид сверху был…
Он умолк на полуслове, с некоторым опозданием сообразив, что она говорит по-английски и, судя по речи, принадлежит к тому же классу, что и он. Он ответил автоматически, с детства приученный, что с собеседником следует говорить на его языке.
