Собор у моря - страница 22
– Подождите!
Мужчина задержался у двери и посмотрел на подходившего к нему крестьянина.
– Я ищу Грау Пуча, – сказал Бернат.
– Если ты ищешь работу, то нам никто не нужен. Хозяин не станет терять время, – грубо заявил тот, оглядывая его с головы до ног. – Я тоже не стану, – добавил он и отвернулся.
– Я – родственник хозяина.
Мужчина внезапно остановился.
– Может, хозяин тебе недостаточно заплатил? Чего ты упорствуешь? – процедил он сквозь зубы, отталкивая Берната.
Арнау заплакал.
– Если ты снова вернешься сюда, мы сообщим о тебе куда следует. Грау Пуч – важный человек, понял?
Бернат, вынужденный отступить под натиском этого человека, попытался все же объяснить.
– Послушайте, – начал он, – я…
Арнау ревел что есть мочи.
– Ты что, не понял меня? – заорал мужчина, перекрикивая плач ребенка.
Однако еще более громкие крики послышались из окон верхнего этажа:
– Бернат! Бернат!
Бернат и человек, прогонявший его, обернулись к женщине, которая, наполовину высунувшись из окна, махала руками.
– Гиамона! – радостно воскликнул Бернат, приветствуя сестру.
Женщина исчезла, а Бернат снова повернулся к незнакомцу.
– Тебя знает сеньора Гиамона? – спросил тот, прищурив глаза.
– Она – моя сестра, – сухо ответил Бернат. – И знай, что никто и никогда мне ничего не платил.
– Я сожалею, – извинился мужчина, явно сбитый с толку. – Я подумал, что ты – один из братьев хозяина: сначала притащился один, потом еще один, еще и еще…
Увидев, что сестра выходит из дома, Бернат не стал дослушивать до конца и побежал обнять ее.
– А где Грау? – спросил Бернат, когда они уже расположились в доме и он, смыв кровь с глаза и отдав Арнау рабыне-мавританке, которая присматривала за маленькими детьми Гиамоны, смотрел, как сынишка опорожнял миску с молоком и крупой. – Мне бы хотелось обнять его.
Гиамона махнула рукой.
– Что-нибудь случилось? – насторожился Бернат.
– Грау сильно изменился. Теперь он богатый и важный. – Гиамона показала на многочисленные сундуки, стоявшие у стен, шкаф и остальную мебель, какой Бернату никогда не приходилось видеть, на несколько книг и изделий из керамики, ковры, устилавшие пол, гобелены и занавески, висевшие на окнах. – Теперь он почти не занимается гончарной мастерской; все это делает Жауме, его первый помощник, с которым ты столкнулся на улице. Грау посвятил себя коммерции: корабли, вино, оливковое масло. Теперь он консул гильдии гончаров, а значит, согласно Барселонским уложениям, кабальеро и сейчас весь в ожидании, что его назначат членом городского Совета Ста.
Гиамона обвела взглядом комнату:
– Он теперь уже не тот, Бернат…
– Ты тоже очень изменилась, – перебил ее брат.
Гиамона оглядела свое тело матроны и, улыбнувшись, кивнула.
– Этот Жауме, – продолжил Бернат, – говорил что-то о родственниках Грау. Что он имел в виду?
Прежде чем ответить, Гиамона покачала головой.
– Дело в том, что, когда близкие Грау узнали, что их брат разбогател, все – братья, двоюродные братья и племянники – притащились в мастерскую. Они бежали со своих земель в расчете на помощь Грау.
Гиамона не могла не заметить, как помрачнело лицо брата.
– Ты… тоже? – спросила она, и Бернат утвердительно кивнул. – Но ведь у тебя были такие замечательные земли!..
Гиамона не могла сдержать слез, слушая историю Берната.
А когда он рассказал о мальчике из кузницы, она встала, подошла и опустилась на колени рядом со стулом, на котором сидел брат.