Жоанет посмотрел на Арнау, и оба дружно кивнули.
– Но ведь после того, как мы построим новую церковь, у Святой Девы, которую вы так любите, будет больше света. Она не будет стоять в темноте, как сейчас, и у нее появится такой красивый дом, который никто даже представить себе не может! Толстые и низкие стены, окружающие ее сейчас, мы заменим на тонкие и высокие, со стройными колоннами и апсидами, доходящими до неба, где и пребывает Святая Дева…
Все снова посмотрели на небо.
– Да, – продолжил Беренгер де Монтагут, – прямо туда будет доходить церковь Святой Девы у Моря.
И он зашагал вперед в сопровождении своей свиты, оставив детей и отца Альберта, которые, затаив дыхание, смотрели им вслед.
– Отец Альберт, – спросил Арнау, когда их никто уже не мог слышать, – а что будет со Святой Девой, когда разрушат маленькую церковь, но еще не построят большую?
– Видишь те контрфорсы? – Священник указал на два строящихся контрфорса, которые были предназначены для того, чтобы закрыть галерею за главным алтарем. – Чуть позже между ними планируют построить первую часовню Святых Даров, а в ней – временно – рядом с телом Христовым и гробницей, в которой помещены останки святой Эулалии, – будет стоять Святая Дева, чтобы ей ничего не мешало.
– А кто за ней будет присматривать?
– Не беспокойся, – ответил священник, на этот раз улыбаясь. – За Святой Девой будет хороший присмотр. Часовня Святых Даров принадлежит общине бастайшей; у них будет ключ от решетки, и они позаботятся, чтобы Святая Дева была в целости и сохранности.
Арнау и Жоанет уже знали, кто такие бастайши.
Анхель называл их имена, когда они выстраивались в ряд со своими громадными камнями за спиной: Рамон – первый, с кем они познакомились; Гильем – твердый как камни, которые он носил на спине, загорелый на солнце, с ужасно обезображенным во время одного несчастного случая лицом, но мягкий и добрый по характеру; еще один Рамон, которого все называли Парнишкой, ростом ниже первого Рамона и коренастый; Микел – жилистый человек, который, казалось, был не в состоянии нести свой тяжелый груз, но ему это всегда удавалось: он так напрягал все мышцы и сухожилия, что казалось – он вот-вот лопнет; Себастьян, самый несимпатичный и неразговорчивый, и его сын Бастьянет; Пере, Жауме и еще бесчисленное множество грузчиков из квартала Рибера, которые поставили перед собой задачу перенести из королевской каменоломни к церкви Святой Марии у Моря тысячи камней, необходимых для строительства.
Арнау думал о бастайшах, вспоминая, как они смотрели на церковь, когда, согнувшись в три погибели, подходили к Святой Марии, как улыбались, сбрасывая камни. Он восхищался силой, которая была заключена в их руках и спинах, и ни минуты не сомневался, что они позаботятся о Святой Деве как следует.
Не прошло и семи дней, как исполнилось то, что предсказывал Беренгер де Монтагут.
– Завтра приходите на рассвете, – посоветовал им Анхель. – Посмотрите, как будут поднимать краеугольный камень.
Мальчики пришли пораньше и стояли рядом с рабочими, столпившимися внизу, под лесами. На строительной площадке собралось более сотни человек: рабочие, бастайши и священники. Отец Альберт сбросил с себя свои одежды и остался в рубашке из красного грубого сукна, подвязанной на талии чем-то вроде пояса.
Арнау и Жоанет здоровались с одними и улыбались другим.
– Дети, – услышали они голос мастера каменщиков, – когда мы начнем поднимать ключевой камень, вас здесь быть не должно.
