Ведекин понемногу оправлялся от изумления подобным жизненным следствием своих необязательных мыслей. Он повернулся ко мне:
– Послушайте! Тут что-то есть! Обратите внимание! Летающий герой нашего времени имеет свою литературную родословную. Не будем заваливаться на муромскую печь былинного прошлого. Вспомним кого-нибудь поближе – скажем, гоголевского капитана Копейкина, ветерана без руки и без ноги, эффектная фигура которого была принята в провинциальной губернии за Бонапарта. Нужно понять, что такое Бонапарт для нашей провинции. Бонапарт! Шутите – Бонапарт! Это в те-то времена. Во всех романах того времени – греза о Бонапарте. Любой герой там – маленький капрал… Тулон, Вандом, Аустерлиц… Мюрат, Бернадотт, Даву… И Федор Михайлович, заметьте, блестяще поддержал преемственность идеи. Его ветеран вернулся с оторванной ногой в руках, принес ее в Москву, похоронил на Ваганьковском кладбище и сделал надпись в стихах. А уж если зашло о стихах, то нельзя, конечно, пропустить «единственную простреленную ногу», продекламированную Маяковским, и из Заболоцкого:
…его костыль,
как деревянная бутыль.
Выпуклый образ, очень такой индивидуалистически заостренный, единственный и простреленный. Всюду прослеживается эта опасная связь персонализма, бонапартизма, романтизма и телесного повреждения.
– Я знаю более того, – сказал я, ничего не соображая. – Группа московских школьников уже совсем не так давно сочинила продолжение романа о настоящем человеке. Как он снова был сбит над зимним лесом. Но тут ему отмораживать было нечего, и летчик обратился к протезам. Получились отличные лыжи. Герой прошел на них сто дней и благополучно вернулся в расположение своей части.
– Понял теперь, как это пришло мне на ум?
Я был лицом к Ведекину и не заметил, что владелец разобранной тележки поднял ее доски сколько мог выше и, одновременно справляясь, понял ли я, как это пришло, с размаху опустил мне на голову.
– А раз понял – то не забывай!
.......................................................................................................................................................
– Никогда!
Треск раздался в третий раз.
«Не обидеться ли мне на подобную телесную вольность?» – подумал я, но тот увидел и добавил:
– Не обижайся. Это педагогический прием из школы дзен. Так лучше запомнишь.
Действительно. То ли под влиянием последних слов, то ли от удара тележкой в голове у меня что-то быстро завертелось, и я стал вспоминать.
Мне вообразился американский президент, как он выкатывался на своих колесах побеседовать с правителем России, у которого одна рука была, говорят, на ладонь короче другой. Я заподозрил, не быть бы опять большому кровопролитию.
В это время Ведекин решил заступиться за потерпевшего брата по классу.
– Скажите, – он протянул руку к одежде обидчика, – зачем вы здесь? И потом, собственно говоря, кто вы такой?
Тот как мог приосанился и отчеканил в лоб:
– Артемий Бенедиктович! Мы называемся Местный Переселенец. Потому что, оставаясь на месте, мы все время переселяемся. А имя мое – Тит, потому что его можно читать в любом направлении. Мы здесь затем же, зачем и вы. Пойдемте.
И сам зашагал первый, следом – обескураженный Ведекин, а я отставал на полшага за ними, так как не успел еще оправиться от жизненного и трезвого урока тележкой, полученного по педагогической системе дзен.
