– Поскольку вы деловой человек, я бы хотел знать, а что я буду с этого иметь?
Бывакин подвинул бумаги Семену:
– Просмотри, все ли здесь? А тебе отвечу: будешь иметь белый билет и ездить на попутках. И боже тебя сохрани, если хоть один документ заныкал. Пошли! – скомандовал своим.
У машины Семен поймал Родю за рукав:
– Ты же его убить хотел, Родя! И как ты робить собрался, если такие Пантюхины на каждой второй табуретке сидят? Нервы у тебя ни к черту не годятся, Зинке велю снабдить тебя сбором трав. Она меня пользует. Дня три попринимаю – все по фиг, сосед начнет за что-нибудь материть, а я улыбаюсь. Тебе сгодится.
– Ладно, садись, Шура вас увезет, а я тут делами займусь. Да, и продиктуй мне номер своего телефона, а тебе вот карточка с моими. Я буду названивать, как у вас дела.
Три дня ходил Родион по кабинетам, собирая необходимые документы. Каждый вечер заходил к главе, возмущался, тот слушал и улыбался:
– Знаете, Родион Петрович, если наше государство не выдержит и рухнет, виной тому будем мы, чиновники. Я захватил время советской власти, конечно, была система, хорошая или плохая – не в том дело, но был порядок. Каждый служащий строго знал свои обязанности. Мы сегодня создаем структуру за структурой, каждый год меняем вывески, мы на вывесках разоряемся! Я поднял статистику восьмидесятых – управленческий аппарат вырос в два с лишним раза, а количество занятых в производстве – сельском хозяйстве, строительстве, переработке – сократилось в пять раз. Таких сел, как ваше Лебедево, у нас десяток. И никакой перспективы. Простите, я с вами откровенно, думаю, нет нужды вешать вам лапшу на уши, тем более, что вы всерьез собрались у нас работать.
Родион помолчал, посмотрел в глаза Илье Васильевичу:
– Я человек в силу своего огромного негативного опыта очень осторожный, и вам бы советовал быть поаккуратней в суждениях. Хотя не люблю советовать, не учили. А работать мы будем. У меня хорошие отношения с директором департамента по селу, как только все решим здесь, пойду к нему, нужны контакты с поставщиками техники. И не в лизинговые кампании, это большие переплаты. Подберу толковых людей, поедем за рубеж, будем брать комплексами, чтобы ничего не изобретать. А по скоту попрошу вас свести меня с хорошим хозяином, у кого есть чему поучиться. Найдем такого?
Илья Васильевич встал:
– Обязательно найдем, я уже знаю, кто вам подойдет. И к сведению: я сегодня освободил от должности Пантюхина. Он обещал жаловаться на вас и на меня, но не думаю, что это может иметь последствия. Вы сегодня в город? Счастливого пути.
Гузель сходила в приемную комиссию медицинской академии и вернулась в слезах. Солидная дама просто сказала, что граждане иностранных государств принимаются по особой программе, и прежде всего надо решать вопрос с оплатой за учебу. Она сказала, что узбеки должны учиться в Узбекистане, комиссия не располагает документами относительно иностранцев
– Ата, я видела нескольких кавказских парней, они тоже сдавали документы, и с ними говорили ласково, даже с уважением. Почему так со мной поступили, ата? Мне никогда не стать врачом, никогда!
– Успокойся, дочь моя, надо думать. Наверное, наш президент плохо принимал русского президента, наверно, колол тощий барашек и готовил плохой плов, только так можно обидеть гостя. Я пойду к этой женщине и спрошу, почему моя дочь не может учиться на врача здесь? Разве я плохо работал в своем колхозе? Разве не отдавал я свой хлопок в ведомость Рахима или Абдуллы, которые пили вино и ели шашлык в чайхане? Отдавал, потому что их отец был власть, а я всегда уважал власть. Потом оба сына получили большие звезды и уехали в Ташкент. А я поехал в Москву, на выставку, и привез в подарок твоей покойной матери швейную машинку от электричества, а электричество к нам пришло, когда Марьям уже не стало, и ты училась шить халаты и шаровары. Помнишь ли ты то время?
