Угощает пряной медовухой:
«Мою чашу выпейте до дна!
Чтобы задышало русским духом —
Хоровод всплеснулся у гумна!
Парни девок за бока держали
Крепко так, как будто бы боясь,
Что они вот-вот взмахнут крылами
И взовьются в зоревую ясь!..»
Август добрый, не таи обиды,
Некому пригубить твой настой,
Ни одной души я не увидел,
Озорной, веселой, огневой!
Из конца в конец прошел я хутор,
В каждое окошко заглянул.
Как же и погибельно и круто
Ветер злой в былые годы дул!
Я присел на вербную колоду,
Вот коровка божья, вот слова,
Вырезанные: «Не забуду сроду…»
Но кусок отпилен на дрова.
«Не забуду сроду…» Память, память,
Ты ль короче стала локотка?
Долго бушевала жизни замять,
Сам не раз сбивался с большака.
И блуждал отшельником отпетым
По чужим и пасмурным краям,
Не вникал с молитвою в приметы:
Сколько было кочек, сколько ям!
Это я на древесине буквы
Ковырял железкою юнцом,
В верности я клялся Бузулуку,
Летнику с сорокой и стожком.
И не только я… Под мхом нащупал
Имена «Василий», «Николай»,
«Михаил». А вот и Петр Щуров,
Он моложе. Вот… «Ты угадай», —
Голос кроткий. Пальцами «вникаю»:
«Генка», «Вячеслав» да «Святозар».
И того моложе… вспоминаю…
То озноб вкогтится. А то – жар.
Никого их нет. А также многих…
Кто вдали. А кто – на небесах.
Потерялись все пути-дороги,
Только вьется пыль, как горький прах.
Я один прибился, недобитый,
Не угробленный вконец судьбой.
Полдень светится, росой умытый,
Ласково струится надо мной.
Я ловлю губами мед незримый,
Пью его взахлеб. За всех я пью.
За свои нагрянувшие зимы,
За святую родину свою.
Август славный, август златобровый,
Трапезу со мною раздели.
Аль тебе я не был братом кровным,
Не от Бога ль оба, от земли?
И на голос мой он обернулся,
Покачнулись ветки тут и там:
Солнечная чаша покачнулась,
Раскололась чаша пополам.
