Читать онлайн Виктор Ростокин - Откровение Блаженного

© Ростокин В. A., 2008

© Волгоградская областная писательская организация, 2008

Зимой, 10 января 1999 года, меня оставил на муки земные мой сын. Мой любимец. Отрада. Кровинка. Я потерял его так же, как теряют своих детей сотни, тысячи родителей в нынешней разнузданной, разбойной России. Во всех ее краях и долах. При различных обстоятельствах и ситуациях заполошного бытия. Разрушители нормальной жизни алчны, кровожадны, изощренны.

Много раз оплаканный, мой сын неотлучно в моем сердце, в моей памяти. Он смотрит мне в глаза. То с ласковой доверчивостью. То с застенчивой улыбкой. То с грустным укором.

Не по переменчивому вдохновению, а по долгу любящего отца писал я о нем. Медленно. Трудно. Строка за строкой. И казалось, верилось: все печальное рассеется, растворится… И Алеша вернется из небытия.

Проводил…

Январское утро. На окнах пепельно-холодный налет сухого, без инея, мороза. Надо будить Алешу. А жалко. Он спит, свернувшись под одеялом калачиком. Рядышком – кот.

Время бежит. Я поворотил сыну чуб. Он открыл глаза. Зевнул. Начал одеваться. Вяло. Неохотно. Понимаю: не хочется уезжать.

Я приободрил:

– Закончится сессия. будут зимние каникулы. И тогда дольше погостишь дома. Не унывай.

Его сестра Лена на третьем курсе, привыкла в городе, вот даже на новогодье там осталась. Алеша – студент первого курса. Еще скучает. Каждый месяц навещает родителей и друзей. Это естественно.

Я покормил его омлетом с колбасой – одно из любимых его блюд.

И мы пошли.

Автовокзал.

– Автобус не пойдет, – с невозмутимым спокойствием сказала кассирша. И «услужливо» посоветовала воспользоваться частным транспортом. Как и другим пассажирам. Двенадцать легковушек рванулись в город. В одной из них уехал мой сын.

В 15 часов я позвонил в Волгоград. Лена ответила:

– Пока Алеши нет. Как только появится, я сообщу.

Минуло еще два часа. И вот зазвонил телефон. Я лихорадочно схватил трубку и услышал по-юношески басовитый голос:

– Алло! Алло!

Захлебываясь радостью, я воскликнул:

– Алеша, ты на месте?

Голос:

– Я не Алеша. Извините. Ошибся.

Поздний вечер. В голове рой мыслей. Одна тревожнее другой. Что могло случиться? Серьезная поломка? Шпана в городе напала? Боже, упаси от всего худого!

Минуты, как те капли воды, медленно убивающие человека, приговоренного к казни.

Страшная весть была передана по телефону: на таком-то километре при столкновении со встречным грузовиком…

– Алеша! – испуганно вскрикнул я. Душа онемела, оледенела. Никогда не испытывал такого чувства: каменное оцепенение и холод.

Звоню в райцентр, поблизости которого произошла беда. Разговариваю с дежурной больницы. Она пригласила работницу морга. Та недовольно бросила:

– Ну, тута он!

– Мертвый?

– Вот чудак! А то какой же!

В беспамятстве я метался по квартире, и с моих бесчувственных губ слетало:

– Алеша погиб! Мой Алеша погиб!

Без слез. Их словно сковало во мне морозом.

Позвонил дочери. С суровой сдержанностью сказал:

– Что-то случилось в дороге… плохое.

– А Алеша… что с ним?

– Пока не знаю.

Лена заплакала.

Позвонил брату (он живет там же, в Волгограде). Ему выложил всю правду. И тут меня прорвало: я зарыдал как ребенок.

Полночь. Дрожащими руками складываю в сумку для Алеши одежду: костюм, рубашку, носки… Последнюю горестную справу.

Потом было утро. Пришли мои добрые друзья, соседи. Жена – в отъезде. Ничего не знает. Приедет завтра. И добрые друзья, соседи участливо встретят ее. Не обойдется без «скорой помощи».

Зимний, мрачного цвета грейдер. Я сидел в кабине и слышал, как в кузове погромыхивало. Это – пустой гроб. Свежевыструганный. Для сына. А всего сутки назад я проводил его здорового, жизнелюбивого, целеустремленного. И вот… Какая жуткая несправедливость!

Шофер молча курил. Я скованно глядел в лобовое стекло без ясного понимания, что снаружи степь, небо, белый день. Порой в груди начинало больно вздрагивать, трепыхаться, и вновь я обостренно ощущал, какое непоправимое несчастье обрушилось на мою семью.

Да, я думал и об этом: как войду в морг, как увижу сына… Где взять силы и терпение, чтобы выдержать, не сломаться? А надо выдержать, надо! Ведь я отец.

Сумерки. Злополучный райцентр. Двор больницы. Стучу в дверь боковушки. Распахивается… Пахнуло чадом. Нетрезвый бабий голос:

– Ну, чё тебе?

Это развязное «ну» мне уже знакомо по телефонному разговору. Работница морга… Я объяснил, кто я и зачем здесь.

– А-а…

Женщина утерла нос. Замялась:

– Шефа нет. А без него… Хотя он свою работу проделал – вскрыл, посмотрел.

– Я заплачу.

– Курить есть?

Шофер дал ей сигарету. Она впустила меня в морг.

– Ты дед, что ль, ему?

– Отец.

– Ну, ниче. Ступай. Побудь с ним. А я покамест отлучусь.

С печально склоненной головой я подошел к сыну, лежавшему на жестяной кушетке. На миг как бы светло подивился: сынок, какой же ты возмужавший и красивый! Тихо опустился на колени, внимательно вгляделся в его лицо, словно давно не видел. Розоватые губы, нежные щеки. Я погладил его волосы, как часто гладил в детстве. И звал с безмолвной, но раздирающей сердце скорбью: «Проснись… проснись!» Затем стал одевать. С той же ласковой осторожностью, как в детстве.

Вернулась женщина.

– Сам одел? Ну-ну…

Она нетвердо стояла на ногах. Видимо, отлучка потребовалась, чтобы опрокинуть очередную стопку. Я дал ей деньги. И наша машина с печальным грузом тронулась в обратный путь.

И закралась в мою бедную душу задумка: уйти в мир иной вместе с сыном. Как это сделать? Жена прибудет домой утром. Мы приедем в полночь. И будет достаточно времени, чтобы…

Это был временный порыв отчаяния, я в конечном итоге не решился бы на такой шаг. Когда мы выехали на основную трассу, на раздолье мела непроглядная поземка. Водитель затормозил.

– Путь дальний. Опасно в непогодь. Я бы не хотел рисковать.

Решили заночевать в гостинице.

Назавтра день занялся солнечный, покойный.

– Коль задержались, заедем к судмедэксперту и в РОВД, – сказал я.

Через три часа мы на невысокой скорости двинулись домой. Ни на секунду меня не покидало ощущение: за спиной в гробу сын. Ощущение жуткое, горчайшее, обреченно-нескончаемое. Несчастье не поддавалось полному осмыслению, охвату сознанием. Оно все более отравляло, убивало…

На закате мы приехали в поселок.

Последняя Алешина ночь в родном доме, где родился, рос, учился, просто жил. В щелках век голубели глаза, словно хотелось ему как можно дольше насмотреться на белый свет. «Помнишь, сынок, как ты любил разглядывать мои лесные скульптуры? Помнишь, как я на велосипеде катал тебя по околице, мы любовались на цветы и ты мне говорил: «Их рвать нельзя. Им больно будет». Помнишь, как я укладывал тебя в кроватку, целовал твои глазки и ты с улыбкой засыпал?..» Я сидел рядом и разговаривал с ним. Он меня слышал. И – рыданья мамы и сестры. Потом я трогал его лицо, волосы и все просил, просил пробудиться, хоть на минуту.

Поздним вечером погасили свет. Я и жена легли на диван. Он – рядом…

Вечером перед сном он смотрел телевизор. Я о чем-то его попросил: как бы тем самым нарушал отдых… Впервые увидел его столь резким. Даже во гневе. А всегда был невозмутимо-спокойным, доброжелательным, тактичным.

Такая выпала ему доля-судьба… По воле Господа Бога… Его карма… Наказание… Рок… Разные я слышал толки, пересуды, неосторожные намеки. Слушал… и не слушал… Вселенная есть Вселенная. Она – тайна. Она – всемогуща. И с ней нельзя не считаться. А более того, благоговеть перед ней, трепетать, холодеть и теряться разумом: ее до конца не постигнешь. Благо, есть великая книга – Библия. И этого Источника достаточно, чтобы понять, осознать окружающее нас, ни на миг не дающее нам покоя и удовлетворения.

Предчувствия. Догадки. Домыслы. Мифы… Неведомые ощущения. Они роились, путались в моем сознании. Порой возникали по отдельности, как бы освещенные изнутри. Становились ясными, понятными. Потом вновь улетучивались, исчезали, оставляя во мне противоречие, резкое продолжающее волновать чувство. Если Божья кара, то за что? Мой сын только что начал жить, был мягок и кроток душой. Я же всегда славил Христа, был милосерден к нуждающимся, восторгался, оберегал Природу. Нет и нет! Не поднимется Десница Пресвятого! Тут возымели место, возобладали верх темные силы. Нынче им просторно и вольготно! Набрал сатана со своими «земными верноподданными» обороты! Любо им расправляться с беззащитными сторонниками Чистой Веры.

Еще раньше я стал нутром ощущать недоброе. Словно кто-то выслеживал, ждал удобного момента. Лохматыми руками душил во сне. Да подстраивал козни: рукопись новых стихов затерял, моего сиамского кота (первого) кто-то убил… пятое… десятое… И вот – гибель Алеши! Несчастный мой сын… Ну почему я этого не сделал? Почему, прощаясь, я открыл дверцу машины (цвет ее был темно-фиолетовый… траурный), что-то сказал ему… А надо бы схватить за руку и выдернуть… забрать… увести домой…

Часто вижу его во сне. То он просит: «Я останусь дома, не хочу уезжать». То как бы дает знать: «У меня только нога была ранена…» То будто он спит, а я пытаюсь снять с него одежду. Он приткнулся головой к моей груди. Близко его дыхание. Запах вина… Раньше не пил… Я догадываюсь: он же знает, что через несколько дней умрет. Ему страшно. Переживает. Поэтому выпил…

Любой, кто потерял родного, любимого человека, невольно задумывается: почему это произошло? Пытается найти разгадку, разными путями и методами. А коль суеверный, то непременно обращается к приметам, знакам. Ищет контакт с ясновидящими, знахарями. Чем глубже погружение, тем шире пространство эмоционального накопления. Хотя тайная цель все так же остается за окоемом недосягаемости. И менее реальна, чем призрачна.

Мой поиск, мои измышления, копания – осколки болезненных раздумий, задевшие мозг и сердце, порой спонтанно, порой «с брызгами крови». Вот я считаю, что изначально мне Бог отмерил довольно долгий срок жизни (вон уже сколько протянул!). Младенцем я упал вместе с оторвавшейся зыбкой. Должен бы умереть от глубоких травм в черепе. Не умер. И потом не однажды стоял у гибельной черты. Тонул… горел… в армии переворачивался на тягаче. Всех превратностей судьбы, «подножек» Нечистого просто не перечесть. Но уцелел. И – продолжаю существовать. Ныне уже без радости, отягощенный действом злого рока. Мог ли я, опираясь на опыт прошлого, его предотвратить? Увы… Еще мать предсказала: «Глядишь исподлобья – несчастным будешь». Еще как несчастлив!

Чего-то не хватало… где-то не сошлось… не притянулось…Всевышний до конца был на моей стороне, он вещал, старался повлиять. Помню, без явственного на то повода меня захлестывала печаль-кручина. Хотелось упасть лицом в подушку и разрыдаться.

Еще задолго до этого, может, лет за двадцать-тридцать я с какой-то неведомой, непреходящей тревогой думал о конце текущего века. Нет, старение меня не пугало… А что же настораживало? Утрата сына? Хотя он в то время еще и не родился…