Даша вздохнула, несуществующих не стало.
Зашевелилась охрана, подгоняя домой посетителей. Когда опустело, как на каком-то бредовом кладбище после гулянки, открылись двери клетки, и добродушно, но с кнутом в руках охранники загнали «пришельцев» из России в машину, и вскоре, уже ночью, они вернулись к себе.
Не было никаких объяснений. Пока Потаповы и Сергей страдали в зоопарке, Валентин оставался дома один. Ему сразу стало не по себе: один, после конца света, в чужом, в сущности, доме. Кругом ничего, кроме страха. Но он постарался подавить тревогу, не мучить себя кошмаром реальности.
Понемногу он успокоился, отпил у Потаповой в кухне какого-то сладенького напитка и задремал в подобии кресла.
«Везде можно жить», – заключил он. Но сон его был чуток.
Разбудила его крыса, просто своим присутствием. Она немного приподнялась на задних лапках и смотрела в сторону от Уварова на потолок, словно потолок был небом. Крыса, тяжелая на взгляд, огромная, поставила передние лапки на пол и замерла. Уваров поразился ее некоторой отрешенности от крысиной сути, точно она уже была не она, не совсем крыса.
Сердце его билось, и он знал, что тело его хочет жить. И вдруг крыса, как-то извращенно повернувшись и изогнув голову, впилась сама в себя, точнее, в свой живот. Зубы у нее оказались острыми, точно уже побывали в аду, и сразу же брызнула кровь, кровь крысы конца времен (или после конца, как угодно). Крыса пожирала сама себя. Она была жирная, аппетитная и беспощадная.
Валентин замер в своем кресле. «Нет никаких объяснений, – подумал он. – Этот мир вне любых понятий». Крыса пищала, но жрала. А потом вдруг изогнулась и побежала вон из дома, оставляя кровавый след. Откуда-то выскочившие крысы понеслись за ней. И тут Валентин окончательно оцепенел, он увидел, что в углу комнаты, у окна, сидит на корточках молодая девушка с распущенными длинными волосами и пристально смотрит в направлении убежавшей крысы, на кровь ее и куски тела на полу. Уваров решил, что с него хватит, и закрыл глаза. Но этот уход во мрак продолжался, может быть, несколько секунд.
Девушка подскочила и дотронулась до его лба рукой.
Валентин закричал. Кто она? Ведьма этих времен? Или любовница Вагилида? Но перед ним было лицо человека, его, Валентина, эпохи – знакомые черты, движения…
Девушка отпрянула и заговорила на русском языке:
– Не правда ли, добрый друг, картина из рая, та, которую вы видели… кровь, крыса… и, знаете, кто-то хохотал в углу. Не слышали? – И девушка стала танцевать. Танцуя, она беспрерывно говорила: – В раю так обожают танцы… Вы знаете, я считаю, что мир, в какой мы попали, – чистый рай… Да, да, не возражайте… Кстати, вы откуда? Из Москвы? А я из Питера… Только не бойтесь меня… Я вижу, вы меня боитесь… Почему? Мы же в раю и всегда там были… Смотрите, как я танцую… Не хуже ангелов… Здесь все жители, если вглядеться, ангелы… Не смейтесь… Я не сумасшедшая…
Но Валентин и не думал смеяться. Он вообще ни о чем не думал уже. Просто смотрел на танцующую девушку, и ему вдруг показалось, что он действительно в раю. Петербург, русская девушка, XX век, звуки родной речи. Но не только, не только… Валентину показалось, что еще один миг, скажи эта девушка что-нибудь такое… – и все будет кончено, он сойдет с ума. Валентин испугался, он чувствовал приближение безумия и усилием воли взял себя в руки. Россия – далеко, и кто эта девушка, в самом деле?
