Тут можно было снять фильм, как развивался мозг. Наш фильм начинался бы с кадров современных человекообразных обезьян и эндокринного (внутреннего) отлива австралопитека, древнейшего из всех «предлюдей».
Это, во-первых, нечто маленькое и, во-вторых, равномерно округлое, действительно отличающееся от мозга современного человека, как отличается бутон розы от распустившегося цветка.
Потом мы увидим на экране, в нашем фильме, что отдельные области мозга приходят в движение. Некоторые из них выпучиваются, другие перемещаются, как бы давая им дорогу. Черепная коробка тоже претерпевает изменения. Её крышка отступает перед растущим мозгом.
Вот, растут нижняя и височно-теменно-затылочная подобласти. Они приподнимают лежащие над ними части, череп становится выше. Вот, начинается рост лобной доли мозга. Весь район лба существенно меняется.
В середине древнекаменного периода предок человека получает человеческий лоб, хотя ещё очень покатый, но уже не похожий на обезьяний. В нашем воображаемом фильме гипсовый муляж мозга древнекаменного человека переходит в живой мозг современного человека. Толстые, разветвлённые кровеносные сосуды, следы которых на древних муляжах едва намечались, окрашиваются в красный цвет. Мы увидим, как пульсируют эти мощные артерии, питая могучий и таинственный аппарат познания. На экране (в нашем фильме) двойной экспозицией намечается черепная коробка, укрывающая мозг, вот намечается на ней мускулатура, и наконец становится плотным и непрозрачным очерк лица нашего современника. Человек открывает глаза, как бы просыпаясь от сна, в котором привиделась ему история развития мозга.
Закончилась ли биологическая эволюция мозга в конце каменного века? Учёные полагают, что да.
А история фабрики познания? Она ведь в то далёкое время только начиналась?
– — – — – —
Почему перестал эволюционировать мозг, когда начался прогресс познания? Как объяснить такое противоречие?
Некоторые полагают, что эволюция вида Гомо сапиенс закончилась, как эволюция биологическая, тогда, когда естественный отбор перестал играть главную роль в сохранении жизни вида.
Новый, гораздо более быстрый фактор вступил в действие.
Если естественному отбору нужны были десятки тысяч лет, чтобы надёжно укрыть животное от холода, вырастить ему тёплую шерсть, то теперь достаточно нескольких дней для охоты и выделки шкур, и человек защищён от мороза. Вместо того, чтобы тысячелетия удлинять и оттачивать когти или выращивать крылья. Теперь человек в несколько дней мог изготовить острый и прочный кремниевый нож или заставить стрелу лететь за добычей, как птица.
Один остроумный мой друг, совсем не антрополог, сказал как-то, что начало прогресса пошло от слабосильных: «они не могли охотиться без изобретений. Я думаю, что не только собственный его дефект зрения натолкнул его на эту идею. (Друг носил очки с большими толстыми линзами). В конце концов, человек как вид очень близорук в сравнении с орлом, например, малоподвижен в сравнении с гепардом, слабый в сравнении со слоном, – а он их всех переплюнул и стал их хозяином уже давно!».
Кант работал, когда наука ещё была плохо оборудована. Поистине в своей «Критике чистого разума» он исследовал чистый разум, то есть разум, лишённый тех сложнейших познавательных приставок, которые ныне увеличили его мощь неизмеримо.
Он вглядывался в него и не находил в нём ничего такого, что отличало бы его от разума времён Аристотеля. Идея «Истории разума» не возникала в нём. Развитие человеческого сознания, вооруженного системой приставок, усилителей, ускорителей, вычислителей, вправленного в разветвленную сеть общественной организации познания, могло показаться в те времена, чем-то несущественным. Ведь даже не подозревалось, что изобретение вилки для еды может изменить закон пищеварения.
