Собрание сочинений в четырех томах. Том 1 - страница 5

Парни стали снимать штаны…

Берег был ровный, а река у берега казалась мелкой. Двое забежали в воду и тут же выскочили, крича как ошпаренные. Я же – человек серьезный: учитель, как-никак – не спеша шагал по каменистому дну, и твердые струи, обжигая холодом, свистели у меня между коленками. Я быстро окунулся, чтобы привыкнуть к ледяному холоду, и подумал: пройду еще немного, чтоб было до пояса. Потом сразу вернусь. Прошел еще шаг, и вдруг дно исчезло под ногами.

Меня понесло. Я начал загребать к берегу, но меня со страшной скоростью несло на середину протоки.

С берега что-то кричали, но я ничего не понимал и изо всех сил сопротивлялся течению. Так продолжалось минуты две или больше, и тут я увидел, что течение несет меня на какие-то бревна. Это было плотбище.

Я пытался ухватиться за крайнее бревно, но не получилось: бревно было скользкое и слишком большое, наверное, в три обхвата. Из последних сил я елозил по этому бревну, понимая, что если меня сейчас оторвет, то плыть уже не смогу. В последний момент удалось ухватиться за трос, который соединял бревна. После этого сознание отключилось…

В себя я пришел, когда почувствовал, что меня за руки тянут из воды. Тянула девушка, которую звали Анта. Как многие прибалты, которых я знал, Анта была спортивной и очень сильной.

Надрываясь, она изо всех сил тащила меня и, наконец, вытащила на сухие бревна. Потом обняла мою мокрую голову и горько заплакала.

Кажется, я ей нравился…

Если б не Анта, мне было бы очень плохо.

Тут прибежали остальные члены нашей ночной компании и первым делом стали ругать меня плохими словами. Оказалось, от места нашего бивака до плотбища им пришлось бежать минут двадцать…

У школы был свой грузовой автомобиль ГАЗ-51, подаренный директором местного леспромхоза. Мы стали использовать грузовик для ближних и относительно дальних поездок.

Однажды, дело было, ещё в феврале 1961 года, небольшая делегация учителей нашей школы из шести или семи человек на грузовике поехала в соседнюю Степановскую школу «для обмена опытом». Для согрева мы навалили на себя сена, которого в кузове припасли в изобилии, – да так и ехали. Сначала – по лесной дороге, потом по зимнику, пробитому среди торосов по Ангаре. Часа через два прибыли в школу, где нас встречал в небольшой уютной учительской директор, очень известный в те времена среди учителей К. Р. Толкачев, фронтовик. Он усадил нас за большой стол, покрытый накрахмаленной льняной скатертью, на стулья, которые также были донизу закрыты льняными чехлами; на стенах висели репродукции картин. Оказавшись в такой непривычной для нас, деревенских, «светской» обстановке, мы слегка растерялись. Нас напоили горячим чаем, и Константин Романович повел показывать «базу». Степановская школа была почти такой же, как наша; по вместимости она была рассчитана на 8 классов. Как было принято, нам показали открытые уроки, потом было чтение методических докладов. Всё проходило в строгой и почему-то волнующей меня обстановке. На меня, новичка, всё увиденное, услышанное и пережитое произвело сильное впечатление. После недолгого обеденного застолья, мы прощались с радушными степановцами уже как близкие коллеги.

Зарывшись поглубже в сено и, прижавшись друг к другу, мы возвращались домой на своем грузовике, но радость от общения с хорошими людьми переполняла, нам хотелось, чтоб и в нашей школе всё было так же ладно, как у степановцев. И мы всё говорили и говорили до самого Наратая.