Немного сдвигаюсь назад, чтобы создать между нами больше пространства. Не то чтобы у меня получается. Это тюремная камера слишком тесна для нас двоих. И я не о о квадратных метрах говорю.
Задираю голову, чтобы смело заглянуть в эти выражающие голод и страсть глаза. Чувствую, как предательский румянец опаляет щеки. Жаркий взгляд Бахметова медленно скользит к моей шее, затем ниже к груди, обтянутой тонким шелком. Кажется, я покраснела от мочек ушей до самых пяток от этого откровенного изучающего взгляда мужчины.
Я никогда не казалась себе особенно привлекательной. Мой типаж «соседская-девчонка», а не «первая красавица». Ну правда, ничего выдающегося! Ни большой груди, ни попы, бедра и те узкие. Однако то, как сейчас пожирает меня глазами Дамир, заставляет меня чувствовать себя самой красивой женщиной на планете. И это неправильно.
Для него я всего лишь способ расслабиться, сбросить пар, а для меня? Для меня это позор. Отдаться первому встречному, в жутких условиях при не менее жутких обстоятельствах. Пожалуй, именно последние мысли действуют на меня отрезвляюще, точно ушат холодной воды.
— Знаешь, чем именно ты мне можешь помочь? — хищно прищуривается Бахметов.
— Да, обработать твои раны, — прикидываюсь дурочкой, мол, не понимаю его намеков.
— А поблагодарить ты меня не хочешь? — Дамир резко дергает меня за руку, отчего я впечатываюсь ему в грудь.
Стальной хваткой удерживает за плечи, когда я пытаюсь отстраниться. Не особо нежно приподнимает пальцами подбородок и холодно чеканит:
— Я могу взять свое хоть прямо сейчас. И никто меня не остановит. Никто, пташка, — он делает паузу, чтобы я прониклась этими словами, после чего продолжает: — но не буду. Меня не привлекает плачущая подо мной женщина. Лучшее, что ты сейчас можешь сделать — это замотаться, чтобы у меня не было соблазна нарушить свое правило. Ты себе и представить не можешь… Это платье… — он с трудом отводит глаза, почему-то раздраженно фыркает. — Захар, чтоб его!
Бахметов словно с сожалением отпускает меня, и я незамедлительно следую его «совету». Нахожу покрывало и накидываю на плечи. Я не дура, и понимаю, что это не платье, а практически призыв: «Возьми меня!».
Дамир тем временем садится на кровать и, матерясь себе под нос, обрабатывает раны и ушибы. Он злится, когда не может дотянуться до большого кровоподтека на спине. И я снова подаю голос:
— Я могу помочь.
Он впивается в меня убийственным взглядом, а потом, сквозь плотно сжатые зубы, сдается, бросая:
— Черт с тобой, пташка! Хоть какая-то от тебя будет польза!
Бахметов ложится животом на кровать. Подойдя, медлю, не зная с чего начать. Вся спина похожа на одну сплошную рану, словно он не дрался, а попал под каток. Это, должно быть, очень больно. Да что там! Меня от одного вида засохшей крови и порезов мутит!
— Что застыла? — грубо поторапливает меня мужчина.
Потянувшись к ватке с перекисью, легонько касаюсь неровного пореза чуть выше лопатки. Бахметов вздрагивает, но молчит.
— Что будет дальше? — когда я приступаю к следующей ране, едва слышно интересуюсь.
— Солнце взойдет и наступит новый день.
— А со мной?
— Поживем — увидим, пташка.
Вот, собственно, и весь ответ. Значит, отпускать он меня точно не собирается. Я снова ему зачем-то нужна…
Флэшбэк
Несколько месяцев назад
«Добро пожаловать, пташка» — эхом отдается в моей голове.
Это определенно тот самый мужчина, который разговаривал с полковником Яковлевым. Сложно перепутать эти насмешливые интонации и глубокий тембр с легкой хрипотцой.
