— Меня будут искать.
— Будут, — легко соглашается. — Но найдут ли?
От этих слов мир словно замирает вокруг нас. Сейчас я осознаю, какой была дурочкой. Дамир и не собирался меня отпускать. У него есть на меня план. Я — его пешка, а может ключевая фигура. Какая участь мне уготована в его игре знает только он сам. И даже если я прямо сейчас лягу на кровать и раздвину ноги, он мне ничего не расскажет.
— Не усложняй свою жизнь здесь, пташка. Лучше тебе слушать меня и не нарываться на проблемы. Из тюрьмы не так просто выбраться, поверь мне, — усмехается. — Возьми что тебе нужно и пошли.
— Я. Никуда. Не. Пойду, — задирая горделиво подборок, смело заявляю, отчего Бахметов недобро прищуривается.
— Здесь ты не останешься.
— Выведи меня на улицу, — требую. — Выведи и я скажу, что ты мне помог. Тебе скостят срок.
— На сколько? На целых два месяца? — сарказмом спрашивает. — Ты стоишь двух месяцев, пташка.
Разумные доводы закончились. И я прибегаю к угрозам.
— Тогда лучше убей меня! — яростно шиплю, точно ядовитая змея, готовая в любой момент наброситься. А змеи, знаете, просто так не жалят. Только когда чувствуют опасность.
Дамир выдерживает молчание в несколько секунд, прежде чем сухо произнести:
— Ты не сталкивалась со смертью, Женя. Ты не знаешь, что такое находится на грани, иначе бы не разбрасывалась такими громкими заявлениями. Жизнь всегда лучше смерти.
— А зачем мне такая жизнь? — я не сдерживаюсь, и со всей дури бью кулаком в грудь Бахметова, но он просто непрошибаемый тип. Позволяет нанести еще один злой удар, а потом перехватывает руку. Сжимает запястье не больно, но крепко. — Когда каждый день я просыпаюсь с мыслью, что меня может поиметь какой-то грязный зэк!
Лицо Бахметова багровеет, а глаза наливаются кровью. И только сейчас понимаю, что сказала. И хоть я не имела ввиду Дамира, но слова уже сказаны. И он их принимает на свой счет.
— Все сказала? — от ледяного тона по коже пробегает мороз.
Поджимаю губы и отворачиваю голову, не собираясь извиняться за опрометчивые слова. В конце концов
они недалеки от правды.
— Повторяю, Женя, — его рука хватает меня за лицо, поворачивая к себе и заставляя посмотреть в глаза. — Никто тебя не тронул. И не тронет, пока я этого не захочу.
— А если тебя не станет?
Бахметов и бровью не ведет. Расплывается в кривой ухмылке, насмешливо бросая:
— Уже мечтаешь о моей смерти? Прости, Евгения, — издевательски протягивает мое полное имя точь в точь как делает Захар, — но грязный зэк умирать не планирует. Но ты, конечно, можешь попытаться воткнуть мне нож в спину. Как ты умеешь, но учти, — выдерживает паузу, чтобы я прониклась, — в этот раз я готов.
Дамир отпускает меня и отходит на несколько шагов. Окидывает меня мрачным взглядом, но больше ничего не говорит.
Очевидно, что домой меня никто не намерен отпускать. Я или сама пойду в этот чертов бункер или же меня отнесут силой. Безысходность — вот, что я сейчас чувствую. Сердце сжимается от тоски по дому, по родным, которые наверняка себе места не находят. Пожалуй, именно мысли о родных не позволяют мне окончательно расклеиться.
Заставляю себя выпрямить спину, чтобы с гордостью принять нынешнее положение дел и отчеканить:
— Вы все мерзавцы. Тут ваше место, но не мое. Я выберусь, Бахметов, вот увидишь. Может, ты и считаешь, что я твой приз, но твоей я никогда не была и не буду.
— Это мы еще посмотрим, пташка, — опасно сверкнув глазами, принимает мой вызов.
