В конце концов кто сказал, что я вообще доживу до того момента, как подавят бунт? У этого мужчины есть весомая причина отомстить мне.
Внезапно чувствую себя уязвимо. Чувство безопасности рядом с Дамиром оказалось ложным. Обхватываю себя руками за плечи, словно пытаясь отгородиться от него.
Бахметов обходит меня, берет со стола чашку с чаем и отпивает. Мы молчим какое-то время, погрузившись в раздумья. Я о своей дальнейшей судьбе, а Бахметов… Черт знает, о чем он вообще думает! Этот парень был бы отличным игроком в покер. На его лице не проскальзывает ни единой эмоции, словно и не лицо вовсе, а гипсовая маска. Он смотрит в маленькое окошко с железной решеткой под самым потолком и неспешно пьет чай.
В отличает от Бахметова, я не могу стоять на месте. Наворачиваю круги по камере, словно надеясь найти дыру в стене через которую ужиком смогу протиснуться в коридор.
Неожиданно раздается громкий звук взрыва. Кажется, даже здание немного встряхнуло. В ужасе оборачиваюсь к Бахметову. Тот только безразлично пожимает плечами, бросая:
— Не договорились.
— Не договорились? — шокированно переспрашиваю.
— А ты как думала, пташка? Что всех перестреляют, и на этом все закончится?
И снова этот снисходительный тон! Я что, по его мнению, тюремный эксперт? Откуда мне знать, как это все проходит?
— Были переговоры. Заключенные выставили список требований. Если произошел взрыв, значит власти не согласились их выполнить.
Боже правый, с этими зэками еще и ведут переговоры? С людьми которые убивают, грабят и насилуют? Нет, конечно, мы живем в современном мире, где процветает толерантность и все в таком духе… Но преступник — это преступник. Тюрьма — это не курорт.
— Но ведь бунт затеяли воры в законе…
— Здесь, пташка, вопрос не об условиях, а о том, кто будет держать власть в своих руках. Что ты знаешь о красных и черных тюрьмах?
Что это цвета их стен…? Это первая мысль, и она явно неправильная, поэтому я предпочитаю промолчать.
— Забудь, — заметив мой растерянный вид, произносит. — Тебе это не нужно. Просто делай, как я говорю.
— И ты оставишь меня в живых? — с каким-то отчаянием в голосе бросаю.
Брови Дамира в удивлении взлетают вверх. Хоть какая-то эмоция.
— Я не убийца, пташка. И ты это знаешь.
— Это было несколько месяцев назад, — недоверчиво фыркаю. — За это время многое могло измениться.
— И изменилось.
И нет, он не пытается похвалиться или показаться «крутым». Просто констатирует факт.
— Но я свое слово держу, в отличие от некоторых, — бросает на меня резкий взгляд. — Я никогда не убивал и не собираюсь начинать.
Я знаю, что это его «в отличие от некоторых» камень в мой огород.
— Тогда зачем я тебе? — снова спрашиваю, но Бахметов отвечать явно не намерен.
Снова звучат звуки выстрелов, взрывов и голос полицейского в громкоговорителе.
Я вздрагиваю, когда в железную дверь камеры начинают тарабанить.
— Баха, открывай!
Испуганно замираю, напряженно следя за Дамиром, который медленно ставит чашку на стол и неспеша подходит к двери.
— Чего тебе, Лысый? — не открывая, спрашивает Бахметов.
— Пошла молва, что ты журналисточку словил и к себе забрал. Нехорошо. Делиться нужно!
— Так я вроде ее по-чесноку забрал.
— Короче, тебя Захар вместе с девкой ждет у себя, — хлопнув кулаком, а может и ногой в дверь, сообщает Лысый, после чего уходит.
С мрачной миной Дамир поворачивается ко мне, оглядывает с ног до головы, словно решает стою ли я очередных проблем, а потом заключает:
