— Вы можете. Почему они не могут? — Послышался шорох, и голос Вики стал дальше — похоже, Джастис отталкивал ее намеренно. — Лали просто родила недоношенного ребенка. Но мы его выходим. Все будет хорошо… И Лали тоже поправится.
Ее слова о том, что с ребенком все будет хорошо, запустили жизненный ток — я вздохнула глубже, найдя в себе, наконец, силы открыть глаза.
— Привет, — склонился надо мной Джастис. — Как ты?
— Что с ребенком? — мотнула головой. Показалось, все тело начинили свинцом — даже держать глаза открытыми было тяжело.
— Малыш в порядке. Сейчас на аппарате… Но ему ничего не грозит.
— Мне надо его увидеть…
Было чувство, что вместе с ним у меня сердце вынули. Тоска невыносимо сжимала грудь. Я ведь ему нужна…
— Лали, пока нельзя двигаться. — Джастис достал стетоскоп и принялся меня обследовать. Вика стояла рядом. — Ничего не болит?
Я отрицательно мотнула головой и перевела взгляд на Вику. Она мне осторожно улыбнулась, но я не нашла в себе сил ответить. В душе зашевелилась зависть — у нее все хорошо. И дети, и мужчина, который не вызывает вопросов и готов ради нее любому горло перегрызть, что бы там ни говорил Джастис. А у меня — сплошные вопросы. К себе, мужчине, который потратил на меня семь месяцев жизни, не получая ничего взамен, к самой жизни, которая протащила меня через это все… Я не испытывала никакого оптимизма и не понимала почему. Вика же сказала, что все будет хорошо. Что ребенок восстановится, я поправлюсь… Я перевела взгляд на Джастиса, и чувство, что все не так, усилилось. Все неправильно, так не должно быть! А как должно — непонятно.
— С тобой все хорошо, — удовлетворенно заключил Джастис. — Молодец…
— Я хочу увидеть малыша, — прошептала, посмотрев ему в глаза.
— Хорошо, — сдался он.
И я знала, что сдастся. Слишком жалел меня, прогибался и, сам того не подозревая, оставлял мне пустоту, на которую невозможно опереться.
— Он плакал? — глухо спросила, когда он усадил меня в каталку.
— Очень, — улыбнулся. — Сильный.
— Мальчик? — поинтересовалась опасливо.
— Ну конечно, — усмехнулся он. — Ты думала или надеялась, что я ошибся?
— Ну мало ли…
Когда коридор закончился, я вцепилась пальцами в подлокотники, изо всех сил стараясь усидеть и не добавить Джастису забот. Но когда увидела ребенка в кувезе, подключенного к датчикам и аппарату дыхания, чуть не рванулась к нему.
— Дышит сам, не переживай, состояние хорошее, просто еще слаб… — Джастис присел рядом.
— А это нормально? — тяжело выдохнула я, не моргая.
Какой же этот комочек был маленький!
— Нормально. Все будет нормально с вами, не переживай. Ты справилась…
— Это ты справился… — Я тяжело вздохнула и перевела на него взгляд. — Спасибо.
— Пожалуйста, — устало кивнул он и приложил пальцы к артерии на моей шее. — А теперь в койку, пульс поднимается.
— Я с тобой не расплачусь…
— Тебя только это интересует? — усмехнулся. — Хорошо… Мы что-нибудь придумаем…
***
Потянулись дни, еще больше похожие один на другой, чем раньше. Когда стало можно, я сама уже ходила к ребенку и часами смотрела, как он дышит. Изучила каждую ямочку на его личике, каждую венку на прикрытых веках… Как же хотелось обнять, прижать к себе… Я говорила с ним, рассказывала, как он окрепнет, и мы выйдем из этой ненавистной больницы — рисовала картинку нам обоим, в которую хотелось верить.
Но чуда снова не случалось. Не случалось даже заурядного ожидаемого прогноза. Ребенок оставался слабым, но стабильным. Развивался, но не был готов жить самостоятельно. У него будто не было ради чего отсюда выходить, и в мои картинки он не верил.
