– Так не бывает. – сказал толстяк. – Небось расчет она оформила. В наше время без отдела кадров не похитишь. Всякие бумажки-шмажки.
– Он приехал на черной «Волге», – сказала Валерия.
– У них был сумасшедший роман, – сказала блондинка. – Он хоть и ученый, а поступил как настоящий мужчина.
– Чего ж он зимой сразу не увез ее? – недоверчиво спросил толстяк.
«Почему я сразу не увез ее? – подумал Крылов. – Как же это так? Сел в поезд и уехал. О чем же ты тогда думал? Да ни о чем. Совсем ни о чем. Про свои паршивые графики ты думал. Про то, что потом когда-нибудь ты приедешь. И этого ничего ты не думал. Как же это могло быть? Сел в поезд, а она осталась…»
– Они проверяли свои чувства, – сказала блондинка.
Но ведь он же писал ей. Почему она не отвечала, ни разу не ответила? А последнее письмо вернулось невостребованным.
– Вы ее знали? – спросила Валерия.
– Я понятия не имел… То есть, конечно, я знал.
– Что ж она, такая красивая?
Они с интересом посмотрели на него.
– А может, и не очень, – поправился он. – Я ничего не знаю.
– Господи, какое у вас лицо, – сказала блондинка. Она шлепнула Валерию по спине. – А твой тебя не собирается увезти? У нее тоже принц объявился. Торт преподнес.
– Угощай, – сказал толстяк. – При такой жаре скиснут твои тортики-шмортики.
Валерия засмеялась и виновато посмотрела на Крылова.
– Мне пора. – сказал он. Поднялся. Отряхнул брюки. Попрощался.
Валерия догнала его.
– Простите меня, – сказала она.
Мокрые волосы облепили ее маленькую голову. Толстяк и блондинка издали смотрели на них.
Крылов взял руку Валерии и неловко поцеловал.
Пляж кончился. Потянулись пустынные берега рыбачьего поселка. На полях сушились сети. Лежали перевернутые баркасы. Пахло смолой и рыбьей гнилью. Крылов по привычке свернул на тропку вверх, мимо коптильни, мимо амбаров, к синему домику буфета.
Он знал, что ему не следует заходить в буфет, он даже обогнул его, но потом вернулся и, постояв минуту, толкнул синюю фанерную дверь.
Столик у окна был свободен. Он сел на свое место так, чтобы видеть озеро. «Подзаправимся?» – спросил он. Наташа не ответила. Он смотрел на стул, пытаясь представить, как она сидит перед ним, потирая холодные щеки. Стул был пуст. Она обманула его. Он ехал к ней, а она обманула его.
…Они вернулись с обхода. Наташа стащила мокрые ботинки, достала из чемоданчика тапочки, выложила на стол несколько мандаринов.
– Это еще зачем? – строго спросил он.
Она вспыхнула, придвинула мандарины к себе, и ему стало стыдно.
Они сверяли записи, сводили в таблицы, это было на третий день их работы, и Крылова удивило, как быстро она уловила смысл измерений и действовала, уже ни о чем не спрашивая.
– У вас отличные способности, – сказал он.
Она посмотрела на него недоверчиво, почти испуганно. Но назавтра, закончив вычисления, она вдруг рассмеялась.
– Выходит, я сама могу, – сказала она изумленно.
По утрам, приехав из города, она бывала какой-то сжатой, замкнутой и только к середине дня словно оттаивала. Особенно в лесу, когда они шли на лыжах, она оживлялась. Она ходила на лыжах девчонкой и с тех пор ни разу.
– А с мужем почему не ходите? – как-то спросил Крылов. Она смутилась и сказала, что муж слишком занят.
Она вообще избегала говорить о муже и о себе, только однажды, когда на озере она провалилась в прорубь и он притащил ее к Антоновым, и растирал, и напоил водкой, она, лежа под одеялом, словно сквозь сон, спросила:
