Читать онлайн Ирина Стародубовская, Владимир Мау - Сочинения. Том 3. Великие революции. От Кромвеля до Путина

Это было самое прекрасное время, это было самое злосчастное время, – век мудрости, век безумия, дни веры, дни безверия, пора света, пора тьмы, весна надежд, стужа отчаяния, у нас было все впереди, у нас впереди ничего не было, мы то витали в небесах, то вдруг обрушивались в преисподнюю, – словом, это было время, очень похожее на нынешнее, и самые горластые его представители уже и тогда требовали, чтобы о нем – будь то в хорошем или в дурном смысле – говорили не иначе как в превосходной степени.

Чарльз Диккенс. Повесть о двух городах

До середины 1980-х годов нам не приходило в голову, что теория революции может оказаться в сфере наших интересов. Замысел этой книги возник почти случайно.

В 1987 г. Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев впервые заявил, что перестройка – это революция. Нам, в то время научным сотрудникам Института экономики АН СССР, такая постановка вопроса показалась интересной, и мы попытались представить себе, что ждет нашу страну в будущем, если это заявление окажется соответствующим действительности. В качестве «образцов для подражания» мы взяли две революции: Великую французскую 1789 г. и российскую 1917 г., – историю которых неплохо себе представляли, и попытались, сопоставив их и выделив характерные для обеих общие черты, предсказать будущее перестройки в СССР. Результаты нашего исследования и основанные на нем прогнозы были представлены в нескольких научных докладах, а также опубликованы в журнале «Коммунист» и в «Независимой газете» (May, Стародубровская 1990, 1991а, 1991 б)[1].

У образованного западного (а теперь, наверное, и не только западного) читателя наши работы того времени, скорее всего, вызвали бы улыбку. Незнакомые с зарубежными публикациями по теории революции (в то время подобная литература была еще не очень доступна), мы, сами того не зная, почти полностью воспроизвели логику революционного процесса, задолго до нас описанную Крейном Бринтоном в известной монографии «Анатомия революции» (Brinton, 1965). Совпадали даже названия некоторых стадий этого процесса: «двоевластие», «термидор»! Однако если наши тогдашние изыскания в области теории революции во многом оказались изобретением велосипеда, то с основанными на них прогнозами все оказалось гораздо интереснее.

Эту историю до сих пор часто вспоминают ее участники. Один из принципиально важных выводов, сделанных в наших работах, состоял в следующем. Единство сил, сформировавшееся на начальном этапе революционного кризиса, достаточно быстро исчерпывается. Далее наступает время размежевания и поляризации, что неизбежно приводит к острому столкновению между наиболее консервативными и наиболее радикальными силами в революции. Идею неизбежности подобного столкновения один из авторов этой книги заложил в свой раздел обзора Института экономической политики, куда он к тому времени перешел на работу (директором института был Егор Тимурович Гайдар). Раздел был многозначительно озаглавлен «Экономика и политика в эпоху, предшествующую диктатуре»[2]. На институтском обсуждении в апреле 1991 г. он подвергся жесточайшей критике. Оппоненты утверждали, что на основе примитивных аналогий с давно прошедшими временами недопустимо делать серьезные и ответственные прогнозы применительно к текущей политике в условиях, когда действительность не дает никаких оснований для столь однозначных выводов. Поэтому такую гипотезу никак нельзя считать научно обоснованной.

А потом наступил август 1991-го, и «ненаучное предположение» стало зловещей реальностью. В те дни было совсем не очевидно, что направленный против Горбачева и его политики путч консервативной части партийно-государственной бюрократии обречен на поражение. Перспектива кровавой диктатуры казалась вполне реальной[3]. И все же, когда раскритикованный за свои сомнительные прогнозы автор появился в институте, к нему бросились с поздравлениями. Несмотря на всеобщее напряжение тут же начались шутки: надо бы вынести ему выговор за то, что дата путча не была точно предсказана.

Именно в те трудные дни мы решили, что когда-нибудь обязательно напишем книгу о революции в России, современниками которой нам посчастливилось оказаться. Однако эти планы пришлось отложить на долгие годы. Провал путча, приход к власти в России правительства «молодых реформаторов», развал СССР и последовавший за этим тяжелейший период радикальных реформ – весь этот круговорот событий затянул нас полностью, не оставив ни времени, ни сил на теоретические изыскания. По мере возможностей мы старались быть не наблюдателями, а активными участниками российских преобразований, полностью подтверждая не нами открытую истину: гораздо интереснее делать революцию, чем писать о ней. Один из нас был помощником Егора Гайдара в правительстве в 1992 и 1993 гг., а в остальное время занимал должность заместителя директора Института экономических проблем переходного периода (так был переименован Институт экономической политики). Другая проработала три года в Московском представительстве Всемирного Банка, занимаясь проектами международных финансовых организаций, направленными на поддержку экономических реформ в России. Это давало возможность получать из первых рук информацию о реальном ходе революционной трансформации страны в самых различных сферах, причем не только в столице, но и в регионах.

Но даже в эти чрезвычайно насыщенные событиями годы мысль о книге не оставляла нас. Эмоционально переживая повороты российской политики, мы в то же время пытались осознать: а что это событие знаменует собой в логике революционного процесса, как можно оценить его исходя из теоретических предпосылок, которые мы выработали ранее. Более конкретно о практической реализации нашего давнего замысла мы стали задумываться где-то в 1995 г., когда стало ясно, что революционный процесс в России переходит в завершающую стадию. Как раз тогда мы получили любезное приглашение из оксфордского колледжа «Крайст Черч» (Christ Church) провести в нем весенне-летний триместр 1997 г. И мы решили, что время настало – пора приниматься за книгу всерьез.

Целый год мы серьезно изучали теоретическую литературу по этой проблеме, знакомились с конкретными исследованиями отдельных революций. Этот анализ лишь укрепил нас в мысли о том, что российские события – явление того же порядка, что и эпохи крупнейших преобразований прошлого. Более того, многое из того, что прежде представлялось чисто российской спецификой, на самом деле было присуще и предшествующим революциям. И чем больше мы работали с литературой, тем становилось понятнее, что наша книга будет не только о России, но и о череде предшествующих революционных потрясений, начиная с гражданской войны в Англии середины XVII в. Потому что опыт России может дать для понимания предшествующих революций не меньше, чем революции прошлого – для понимания событий в России.

Первый вариант книги был написан всего за три месяца – ровно через десять лет после того, как мы впервые заинтересовались этой проблемой. Затем потребовалось еще более полутора лет на доработку рукописи. Наверное, и этого срока не хватило, если бы не бесценная помощь соратников и коллег в России и за рубежом, которые потратили много времени и сил на поддержку нашего исследования, на обсуждение общей концепции и конкретных проблем, затрагиваемых в книге, на доброжелательную критику ошибок и упорядочивание аргументов.

Готовясь к работе над книгой и даже работая над ней, мы не могли избавиться от сомнений: а можно ли за столь короткий срок охватить проблему, исследованию которой люди посвящают годы и десятилетия научной деятельности. Не лучше ли продолжить изучение экономических и политико-экономических процессов в России – занятие достаточно привычное и создавшее нам репутацию в научных кругах. Ведь, осваивая совершенно новую для себя область, мы неизбежно будем чувствовать себя новичками, не имеющими ни необходимой репутации, ни достаточного опыта, ни, возможно, того уровня кругозора, который дается длительным погружением в проблему. То, что книга все же появилась на свет, означает, что для себя мы эти сомнения разрешили. Нам представляется, что, несмотря на все перечисленные проблемы, у нас есть одно неоспоримое преимущество перед подавляющим большинством исследователей революционных процессов: мы пережили революцию.

Возможность на деле почувствовать, что такое революционный период в истории страны, дает уникальный опыт, получить который практически невозможно в условиях устойчивой, спокойной жизни в государствах со стабильной политической системой и высокоразвитой экономикой. Поэтому часто на оценку событий в переломные, экстремальные моменты в жизни общества переносятся стереотипы, сложившиеся в совершенно иной ситуации, но естественные для исследователя, никогда не испытывавшего на себе, что представляет собой революционный перелом. Пережив отчаяние от невозможности достать продукты и нормально накормить семью и годовалого ребенка в конце 1991 г., лучше понимаешь, что чувствовали французские женщины в голодном Париже 90-х годов XVIII в. Понаблюдав, как маневрировали и отступали даже самые «идеологически выдержанные» реформаторы после 1992 г., как изменение объективной ситуации меняло и ломало самые сильные характеры, проще воспринять эволюцию Кромвеля и колебания Робеспьера. Зная, как горбачевская перестройка сначала вынесла общество на гребень эмоционального подъема, а затем сбросила его в пучину разочарования и хаоса, легче объяснить, почему на смену светлым ожиданиям демократии и свободы приходила кровавая диктатура якобинцев или большевиков.

Мы ни в какой мере не считаем возможным заменить основанными на пережитом «ощущениями» реальное знание фактов и процессов, характерных для революций прошлого. Однако социальная теория, в том числе и теория революции, это не только, и даже не столько сбор и систематизация фактов, но в первую очередь их интерпретация. Не случайно дискуссии о реальном значении достаточно известных событий могут продолжаться десятилетиями; дискуссия о росте джентри в период, предшествующий английской революции, – яркий тому пример. Реальный опыт жизни в условиях революции, по нашему мнению, способен облегчить именно интерпретацию известных фактов. А точнее – позволяет отделить то, что возможно в революционную эпоху, от того, что в принципе не может происходить в ее рамках, поскольку предполагает стабильность и предсказуемость. И одновременно он дает возможность выделить события, которые могут произойти только в ходе революционного перелома, но представляются весьма маловероятными в устойчивой, практически неизменной социальной среде.

Несмотря на то что опыт последних 15 лет существенно повлиял на наше представление о том, почему и как происходят революции, это влияние в данной работе остается подспудным. Перед вами – научная монография, но никак не мемуары участников событий и не эссе на тему о революции. Только здесь, в коротком предисловии, мы позволили себе отойти от научного стиля изложения и рассказать, как создавалась эта книга и что она для нас значит.

Эта книга не была бы написана, если бы не та огромная помощь, которую мы получали от наших коллег и близких. Дискуссии с коллегами, читавшими рукопись, и их подробные комментарии позволили тщательно переработать первоначальный вариант. Интервью политических лидеров насытили книгу «духом Революции». Очень важна была и поддержка тех организаций, в которых работали авторы в период написания книги.