Сочинения. Том 3. Великие революции. От Кромвеля до Путина - страница 51

Мы уже отмечали, что в условиях отсталой страны, вступающей на путь модернизации, успешное развитие возможно при гораздо меньшем разрушении встроенных ограничителей, оставшихся от традиционного общества, гораздо более высокой степени государственного регулирования и менее существенной либерализации, чем в странах, которые начали модернизацию ранее. Однако это наследие прошлого обрело новый смысл в условиях кризиса саморегулирования рыночной экономики, требовавшего усиления государственного вмешательства в функционирование рыночных отношений. Собственно, тенденции, идущие как от традиционного, патриархального российского наследия, так и от противоречий современного и активно развивающегося промышленного сектора, пересеклись как раз на отрицании самоценности частой собственности и свободной конкуренции и утверждении доминирующей роли государства в экономике. И этот комплекс идей, имевших столь двойственную природу, нашел последовательное воплощение в идеологии и практических действиях партии большевиков.

Вот почему так сложно разделить в большевистской революции идеологию сил, борющихся за снятие ограничителей экономического развития, и идеологию самих «бунтующих ограничителей». Государственническая позиция большевиков была весьма близка отсталым, полупатриархальным слоям населения, привыкшим к патернализму и зависимости, не принимавшим ценностей индивидуалистического общества. Их мир – это так называемый архаичный социум, холистское общество, представляющее собой целостность, пирамиду, имеющую вертикальную структуру. Человек в ней – интегральная, невыделяемая часть социальной целостности (Вишневский, 1995. С. 216). Тим МакДаниэл приводит наблюдения фабричного инспектора, утверждавшего, что провинциальные рабочие на рубеже веков совершенно стихийно проповедовали государственный социализм, весьма близкий к приведенным выше представлениям. «Они думали, что владелец фабрики не имеет права закрыть ее, и если он плохо справляется со своими обязанностями, государство реквизирует фабрику. Они также придерживались ошибочного мнения, что работодатель обязан обеспечить работой и жильем все местное население. Более того, они полагали, что власти могут заставить хозяина фабрики поднять им зарплату, а прибыль использовать для строительства новых фабрик и создания рабочих мест» (McDaniel, 1991. Р. 126).

Однако подобные патриархальные представления перекликались с новейшими на тот период достижениями общественной мысли. Фактически те же позиции нашли отражение, например, в высказываниях весьма далекого от социалистических идей основателя американской автомобильной промышленности Генри Форда: «Нынешняя система не дает высшей меры производительности, ибо способствует расточительству во всех его видах; у множества людей она отнимает продукт их труда. Она лишена плана. Все зависит от степени планомерности и целесообразности» (Форд, 1989. С. 13). Идеал организованного, контролируемого «сверху» и управляемого на основе принципов рациональности и справедливости общества, столь популярный в тот период, полностью соответствовал воззрениям большевиков. И здесь нельзя не согласиться с мнением, что «коммунизм был насквозь современным в своей страстной убежденности, что хорошее общество может быть только обществом, тщательно организованным, рационально управляемым и полностью индустриализованным. Коммунизм был наиболее решительно настроенным, доведенным до крайности модернизмом; модернизмом упорядоченным, очищенным от всего хаотического, иррационального, спонтанного, непредсказуемого» (Bauman, 1993. Р. 13).