От самого Лос-Анджелеса, дорога тянулась и тянулась среди однообразных посевов хлопчатника, промеж безжизненных унылых территорий, напрочь униженных и уничтоженных вторичным засолением.
Тут и там – повсюду, виднелись преступные следы многолетнего, бездарного и неграмотного орошения.
Бело-засоленные помертвевшие пространства значительно понизили мои наивные представления о рачительных американских фермерах, незаслуженно прослывших хорошими хозяевами.
Июль девяностого, проведённый в промозглом Торонто, на всемирном научном конгрессе по химии, сменился началом августа, раскалённым добела по всей Калифорнии.
Только Сан-Франциско, благодаря холодному заливу, щедро обдал бодрящей свежестью и вновь заставил надеть свитера, снятые сразу после прибытия в Нью-Йорк.
Первого августа, мы, конечно же, попали прямо к праздничному столу.
Светочка Бланк – моя энергичная тетушка, отмечавшая свой полувековой юбилей, носилась по кухне. Бегала как угорелая.
– Нет, дорогой!, – не согласилась она со мною, – сегодня отмечать будем, именно-именно, твой день рождения, – выбежав к холодильнику на секунду, Света вернулась с какой-то огромной и неизвестной рыбиной
– Тридцать пять, также как и пятьдесят, бывает всего один раз в жизни!, – решительно отрезав голову селедке, она поставила в споре жирную точку, – твой день отпразднуем сегодня, а мой, отметим на выходные, в хорошем русском ресторанчике
– Тем более, что и женушке твоей сегодня стукнуло целых тридцать три. Страдает, наверное, оставшись там одна, в далеком Кишиневе. Горюет без тебя, одна-одинешенька
– Она уже не одна!, – улыбнулся я, – УЗИ показал, что беременна. Будет мальчик. Даже имя подобрали подходящее – Поль. Хотя заранее называть, кажется, не совсем принято
– Поль Эмануилович! А что? Звучит вполне себе отлично!, – обрадовался Герман, – сегодня выпьем и за его здоровье
– Попробуйте-попробуйте, суши. Сегодня я приготовила их впервые! – Аннушка, моя двоюродная сестричка, вызвалась накормить неведомым блюдом, спровоцировавшим мою, немного опасливую реакцию
Несколько странных кусочков, съеденных для приличия, оптимизма не добавили, отнюдь.
Проголодавшись, мы энергично накинулись на хорошо знакомые с детства, оливье, селедочный салат с картошечкой и прочие деликатесы.
Красавец Голден Гейт Бридж, самая извилистая в мире и обильно зацветоченная Ломбард стрит, легендарные Алькатрасс, Русская горка, Эксплораториум и классика музея изящных искусств, конечно, произвели незабываемое впечатление.
Не меньше, меня удивила и пара двухэтажных домов, выставленных на продажу по обеим сторонам одной улицы. Четыре миллиона долларов за один из них, превышали продажную цену соседнего дома-близнеца ровно в два раза.
Отделка, оборудование кухни и спален, лифты, кинозал, фитнесс, бильярд, сауны и джакузи были совершенно идентичными.
Полностью совпадали и фигуристые желоба для сбрасывания белья из спален второго этажа, прямо в корзины постирочной. Там же, возвышались и громадные, по нашему советскому разумению, стиральная и сушильная машины.
Узнать, что такая разница в цене обусловлена лишь видом на залив, открывавшимся из окон более дорогой недвижимости, было потрясением.
– За хороший вью (вид, англ) дают и больше, – с видом знатока, произнес дядюшка
– Эмануил, не хочешь ли ты попробовать самое вкусное Каберне в мире?, – с гордостью спросил Питер, мой новый русский знакомый, родившийся в семье белогвардейского офицера, совсем давно, ещё в китайском Харбине
