Социопат? Нарцисс? Психопат? - страница 4

Он разбивал всё, постоянно вымещал свою внутреннюю агрессию. Меня никогда не трогал, но психологи говорят – это дело времени, что не бьёт. Я звонила маме и рассказывала ей всё, и мама спрашивала – не поднимает ли он на меня руку. Я оптимистично отвечала: «На меня нет, а вот на других и мебель – да».

Я припоминаю, на людях он был строгим со мной, мог сделать мне при друзьях замечание. А дома у нас была идиллия, мы могли в обнимку часами смотреть фильмы, он вкусно готовил, был хозяйственным молодым человеком.

Я не пила и не курила, и мне было странно видеть его в таком невменяемом виде. Почти все жильцы в контейнерах выпивали. Времени свободного много, деньги платит город, на выпивку у них всегда хватало.

Потом начались драки. То они с поляками подерутся, то ещё с кем. После очередной драки мы шли пешком из больницы Уни-Клиники 8 км домой: ему сломали челюсть. Мы поздно возвращались из больницы, и транспорт уже не ходил, а на такси не было лишних денег. Поначалу это было прикольно и весело и воспринималось как приключение.

Его примером для подражания был Дон Корлеоне, и прозвище ему дали друзья Итальянец – потому что он темноволосый и шустрый. Только до Дона Корлеоне ему было очень далеко.

В 19—20 лет всё воспринимается ещё не так остро. С ним всегда было весело, и он постоянно вляпывался в какие-то приключения. Эти пьянки, раскурки, распитие спиртных напитков за контейнерами. Они выпивали до полуночи, я не могла его никак забрать домой. В общем, это веселье продолжалось уже год-второй, постоянно он попадал в какие-то передряги и в какие-то проблемы. Любимое его дело было – это выпрыгнуть в окно и залезть, нормально же он не мог себя вести. И так делали многие, чтобы их не заметили соседи по комнате. Его женатый товарищ, с кем они пропадали вне дома, также любил заходить через окно. У них за стенкой жили родители его жёны, и ему нужно было незаметно, без шума пробраться домой.

Большинство мужей избрали для себя такой образ жизни, они были как команда собутыльников. Многие там выпивали, раскуривались, не работали и непонятно чем занимались. На них не было никакой управы – вместе они чувствовали себя сильными героями. Было дело, мой муж жаловался другому, мужу моей знакомой, которая тоже там жила: «Почему твоя жена влияет на мою жену?» Мы ещё и плохими были, что запрещали им выпивать.

Оказывается, мы мешаем им пить и гулять, не даём веселиться, это мы плохие, как всегда, – это классика жанра. Они до ночи любили посидеть за контейнерами. Работать они не хотели, где он находил новых дружков – не знаю. Частенько бывало, что он приходил домой с вынесенной челюстью после драк, после каких-то разборок. Были постоянные приводы в полицию. Я как хорошая жена везде его сопровождала и его поддерживала. Успокаивала себя: «Ну ладно, дело молодое, пусть выпивают, что ж теперь, все пьют – и он пусть пьёт». Но потом люди стали обращать моё внимание на это, на его выходки, говорить, что это недостойное поведение. Я потихоньку начала уже прислушиваться, что говорят люди, смотреть, как живут другие, и подумала, что, может быть, и правда это за гранью нормального.

Мы прожили в тех контейнерах в Дюссельдорфе почти два года. Я подумала – не пора ли нам уже снять своё жильё, ведь многие давно выехали из контейнеров. Мой муж не думал даже искать квартиру, всё приходилось делать мне: звонить по объявлениям, искать жильё по жилищным кооперативам. Большинство его собутыльников уже переехали в квартиры. Жильё на тот момент мы искали кооперативное – это такое доступное жильё, и город оплачивает за квартиру тем, у кого маленький доход, и даже депозит за три месяца платит город. Депозит – это оплата типа залога, и нужно было заплатить три аренды, чтобы заехать в квартиру.