Лена рассеянно кивнула.
– Итальянский изгой, скорее, – продолжал молодой человек, – Его усыновила бездетная швейцарская пара. Ему было два. Все свои переживания, буйство воображения, Антонио всё изливал на холсте. Бедолага не был успешен ни в учебе, ни в дружбе. В восемнадцать его определили в клинику для душевнобольных…
Девушка не знала, что удивляет её больше. Отталкивающие изображения, помещённые в красивые рамы и подсвеченные услужливым блеском ламп, или восторженно-сочувственный тон нового знакомого.
– … где он рисовал подручными средствами, испытывая непреодолимое влечение к искусству! – Даниэль не изображал эмоции. Заражаясь историей, он проживал её, чувствуя почти так же, как если бы на самом деле был героем. И сейчас он был искусствоведом, влюблённым в странности и перипетии жизни итальянского художника. Он вёл Лену под руку, как восторженный преподаватель ведёт по коридорам училища имени Строганова только что поступившего будущего художника, – В двадцать девять Антонио отправили в Италию. Он завёл знакомство с Мариино Маццакурати, скульптором, и тот научил паренька достойно работать маслом. Удивительная история человека! Ему принесли славу картины с хищниками, а сам он утверждал, будто бы это аллюзия, самопознание, альтер-эго… Защитные механизмы его души, Лена. Впрочем, они же и погубили его, принеся деньги, на которые Антонио покупал себе в том числе мотоциклы… И как-то раз не справился с управлением.
Пара остановилась напротив яркого, страшного полотна. Немногие посетители галереи с улыбкой поглядывали на них, пытаясь понять, что происходит. Молодой художник привел глупышку похвастаться знаниями? Приставучий экскурсовод обеспечивает себя приятным вечером? Студенты актерского факультета разыгрывают очередной этюд за пределами аудиторий?
Даниэль видел взгляды, направленные в его сторону. Они его не волновали. Скорее, нравились. Ему было недалеко до актёра.
– После аварии его разбил паралич, – Даниэль вздохнул, сочувственно обнимая Лену за плечи – так, будто бы новость расстроила её самым кошмарным образом, – И спустя два года он скончался, трагически одиноким, оставив после себя эти картины. Они вызывают искреннюю жалость, правда? А ещё – страх.
Лене хотелось хмыкнуть, но она сдержалась, ведь это могло показаться невежливым. И впрямь, если она сама не понимает этих картин – это ещё не значит, что увлеченные ими люди, скажем так… Лена задумалась, подбирая слово.
– «Леопард, разрывающий обезьяну», – девушка прочла подпись к очередной картине, пытаясь вынырнуть из собственных мыслей.
– Что скажешь? – живо заинтересовался её спутник. Лена поднесла указательный палец к подбородку, внимательно вгляделась в буйство красок.
– Думаю, он был чокнутым.
– Вот как?
Даниэль удивился примитивному замечанию. Ему хотелось услышать о чувствах, которые вызывала картина. Он тяжело вздохнул, разведя руками, и состроил скорбную мину. Именно в этот момент Лена впервые улыбнулась ему открыто. Почти как накануне, когда молодой человек сумел и смутить её, и рассмешить.
– Хорошо. Предположим, не просто чокнутый, – она ещё раз оглядела экспозицию, борясь то ли с брезгливостью, то ли с лёгким приступом страха, – Если хочешь моего мнения – ему жилось так себе. Он потерял всякий интерес к жизни, понимаешь? Большинство его картин… автопортреты, животные… Животные, убивающие других животных… Хорошо, что на автопортретах он один.
