Даниэль поджал губы, размышляя.
– Здесь я с тобой согласен. Что ещё?
– Он не любил жизнь, наверное, – Лена пожала плечами, – Может, боялся её. Видишь, на картинах совсем нет людей, кроме него самого. Ни одного человека, сплошные звери. Пожалуй, ему они казались куда лучше людей.
Лена усмехнулась. Совсем чуть-чуть, краешком губ. Внутри неё внезапно возникло такое чувство, словно картины никогда и не были ей непонятны. Скорее, они раздражали своей прямолинейностью, демонстрацией горя. «Как будто ему одному было плохо», – подумала Лена.
– Ты с ним согласна? – Даниэль заглянул в глаза девушке. Она молчала почти минуту, взвешивая ответ, и неловкая пауза, возникшая в разговоре, показалась молодому человеку вечностью. Наконец, девушка кивнула.
– Согласна. Представляешь, я с ним согласна. Нет никакого смысла во всей этой суете, а люди глупы, ничтожны и неинтересны.
Даниэль посмотрел на неё удивлённо. Сама не замечая, Лена слегка копировала его манеру речи – сложно сказать, передразнивая или просто смакуя слова.
– Все одинаковые, состоят из одного и того же, как галька. А животные и в схватке, и в желании прокормиться ведут себя куда более оправдано, так я думаю. У людей, кажется, есть рамки, принципы, собственные дурацкие своды законов. Но они только мешают.
– Лена, ну что ты, – Даниэль улыбался внезапному порыву девушки. Ему в нем мерещилось что-то почти наркотическое.
– Они есть и у меня, – Лена совсем не слушала знакомого, – И у тебя, и у любого из нас. У животных таких рамок нет, потому они и живут честнее, в отличие от людей. Честная смерть. Честная страсть.
Даниэль и Лена по-прежнему стояли напротив знаменитой картины. Даниэль убрал руки в карманы и слегка покачивался, Лена же стояла неподвижно, словно завороженная. Картина, наконец, стала ей совершенно понятна. Удивительно, но прошло даже раздражение.
– Не-е-ет, – протянула девушка, погладив спутника по плечу, – Рамки для себя придумывают все. Просто не каждый в этом признается. Мораль, этика, прочее. Всё это для того, чтобы мы вели себя, как принято говорить, достойно. Есть общепринятые нормы – и я считаю, что им нужно следовать.
Даниэль позволил себе усмехнуться. Вряд ли молодая девушка, живущая в столице на родительские деньги и разглагольствующая об эмоциональной бедности посреди музея, могла показаться эталоном общепринятых норм.
– Тем не менее, как я успел заметить, – Даниэль осторожно взял её руку в свою, – Ты утверждаешь, что, следуя этим нормам, человек обязательно будет несчастен?
Лена отвернулась от картины и слегка прикрыла глаза. Это было похоже на застывший вздох. Из её пухлых, накрашенных губ вырвалось простое предложение:
– Любой человек несчастен.
Мне бы хотелось поделиться с Вами своим мнением о семи смертных грехах. А ещё о том, почему я считаю абсолютно наивной веру в их библейское происхождение. Приведу в пример священные книги: Тора, Коран, Библия. Разве они упоминают о смертных грехах? Так почему же набожные люди боятся нарушить запрет алчности или чревоугодия?
В скрижалях завета, данных Моисею на горе Синай, упоминаются лишь два греха: «не прелюбодействуй», говорится там, и «не возжелай жены ближнего твоего, и не желай дома ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ни всего, что есть у ближнего твоего». Прелюбодеяние и зависть, только два греха.
