Хм.
Определённо, логика присутствовала в его словах, наверное. Если, конечно, отбросить мысли о том, что я не понимала принцип его действия. Однако сам факт — ощутимая боль от его воздействия — был неоспорим.
Ладно, допустим, он прав.
Какой из этого можно сделать вывод?
— Вижу, ты неважно себя чувствуешь. — Сирейли виновато опустил взгляд. — Это отчасти и моя вина. Я отправил на розыски своего человека, который увидел, как тебя втиснули в карету, и бросился на перерез улицы, чтобы не потерять. Кучер не ожидал подобного нападения, дёрнул поводьями. Кони заржали, карета накренилась, ось треснула и…
— И её бросило в фонтан, — подсказала я, припоминая минувшие события.
— Вижу, память твоя в порядке, — Праудмор улыбнулся, — это радует. Значит, ты помнишь об обещании?
— Я пообещала никому не рассказывать подробностей нашего разговора. Но согласия на подобную «подработку» не давала.
— Баш на баш.
Герцог бесцеремонно меня перебил.
— Что? — удивилась я.
— Я предлагаю взаимный обмен услугами. Ты — выполняешь мои поручения, а я оберегаю твою жизнь от кредиторов, поклонников, может быть, убийц, — он сделал многозначительную паузу. — Ведь кто знает, кому ещё ты перешла дорогу кроме жадной владелицы доходных домов Вабу Кованни.
— А если откажусь, меня вышвырнут на улицу? — задала риторический вопрос. А не получив ответа, вздохнула и обернулась к окну. Приятный и милый город. С виду и не скажешь о его тёмной стороне, лицезреть которую мне посчастливилось совсем недавно.
Впрочем, чувствую, это были лишь цветочки. А ягодки ещё впереди.
— Я согласна, но с условиями, — ответила не оборачивалась, сфокусировала взгляд на отражении стекла, где угадывались размытые контуры моего собеседника.
Герцог не перебивал, слушал внимательно и руки не распускал. Это радовало.
— За мою работу я буду получать, как и полагается, жалование, словно наёмный работник. В мои обязанности будет входить — поиск и получение информации определёнными методами, но без интима. Как и наши отношения должны быть исключительно рабочими без пересечения личных границ друг друга.
— А вот здесь смею не согласиться.
Сирейли всё‑таки возразил.
— Для виду наши отношения должны быть, простите за тривиальность, как у любовников или же влюблённых, дабы оправдать моё финансовое вложение хоть как‑то. Наши отношения должны выглядеть органично. В противном случае тебе будет крайне сложно заслужить доверие собеседников из числа прожжённых интриганов, хитрых и заносчивых аристократов.
— Но тогда ты промахнулся с моим званием. Кто захочет связываться с женщиной герцога, рискуя получить пулю в лоб?
— О, поверь, моя дорогая, многие… Едва я представлю тебя высшему обществу Мэнвуда как мою содержанку, не забыв, конечно, о небольшой доле небрежности в наших отношениях, у тебя отбоя не будет от кавалеров. Как минимум — ты станешь для них загадкой, которую они пожелают разгадать, как максимум… Вот тут я лучше промолчу, чтобы не ранить слух всякими пошлостями.
— Да, кстати, о пошлостях, — вовремя он мне напомнил об этом. — Их я не потерплю. Не хочу, чтобы меня представляли только как «ездовую кобылку». Уж если мы и будем разыгрывать содержателя и его содержанку, то изволь обращаться со мной уважительно. Будто тебе интересно не только моё тело, но и личность.
— Что ж, это условие мне понятно, — он кивнул, — каждый желает сохранить лицо, кем бы он ни был и чем бы ни занимался.
