Содом разума – I том - страница 3
«Моя одежда? Кресло?» – словно ищейка, я шел по следам запаха. Бегло осмотрев себя, я не обнаружил ран, а мой воротник таил лишь следы женских духов и шампуня. Обернувшись назад, я увидел лишь пустой диван и направил взгляд вниз, – Коврики? – но там тоже ничего нет. Ничего, что бросилось бы в глаза, однако запах усилился… а вместе с ним и тремор в моих конечностях.
«Н-нет… только не это» – я уставился на спинку дивана, словно пытаясь прожечь ее насквозь своим взглядом. Со лба струился пот и что-то сдавливало шею, затрудняя дыхание. «Багажник…» – и пазлы моих кошмаров сложились… это был ужаснейший из возможных стечений обстоятельств.
Рука потянула за рычаг, открылась дверь и нога вывалилась наружу. В борьбе с собой, найдя опоры я выдавливал себя из бьюика, в стремлении добраться до крышки багажника. Скрывавшую страшную тайну. Вальяжно, я шагал, выбрасывая вперед непослушные ноги, уверенно – неуверенной походкой. Лишь сердце репетировало инфаркт, перед дебютом.
Добравшись, я не стал томиться и потянул за крышку багажника, не ощутив сопротивления. Слушая скрип поднимающейся створки, мысли роптали, что нет смысла медлить. Но, даже зная, что там, готовясь к худшему, хуже того, что представили мои фантазии – уже быть не могло…
Или могло?
…
– Ахфлгв… хфва… – не даст Самаэль солгать, я хотел выразиться деликатнее. Но, я потерял дар речи, мою челюсть свело, и я брюзжал слюной. От осознания увиденного – мои ноги подкосились и попятились назад. Острая боль охватила в области сердца, вспышками молнии отдавая в левое плечо. Несмотря на то, что морально я уже готовился к тому, что там было, но к такому… – «Я не был готов».
Древний чердак, гнилые скрипучие доски продавливались, желая обвалится при каждом шаге. Шестилетний мальчик, в серых шортах и футболке медленно шагал в направлении старого кинескопа, пылившегося на чердаке уже несколько десятилетий. Продавливая большим пальцем кнопку, он запустил его. Включился фильм:
Солнце уходило в закат, мужской силуэт скрылся в парадной подъезда.
Лестничный пролет, пустынный коридор.
Впрочем, как и мир,
Был окутан тьмой
Потерянных, заблудших – душ
Восславляющих Сатир.
Отворилась дверь, за ней лишь он один.
На нем пустой взгляд, в ней искрится страсть.
Она к нему прильнет, он в ответ молчит.
Холодом от него бьет,
И вроде тишь да гладь,
Но…
Что же вдруг стучит?
Бешено, предрекая участи Карамзино́й,
В городе забытом богом, да кто тому виной?
Он утопит – говорят клетки, чувства,
Инстинкты, дрожь по телу, а голоса
Здравого смысла – на нервах вьются.
Да и те, у кого глаза велики,
Тебе кричат: – Беги!
Бьются и стучат в окно,
Бросают солнца блики,
Зеркалом…
– Услышь, наши голоса!
Душ, сколь уже погубленных ими.
Вырванных с корнем, забытых, затоптанных, кричат:
– Его чувства давно прогнили!
А его сердце, с рождения покрыл иней!
Но ты не слышишь, ведь его глаза… его уста…
Сладкими речами устланы его дороги,
На поступях к тебе возведены фонтаны,
Души за ним кричат: – Они из нашей крови!
Но ты не слышишь, ведь