Софья Палеолог. Летопись жизни - страница 21

^>64. Он протягивает Зое кошелек. Два почти тождественных латинских эпиграфа, сохраненные Форчелла, раскрывают имена изображенных лиц и разъясняют смысл фрески, к

сожалению, сильно пострадавшей от реставрации».^>65

Конечно, преподнесенные в качестве приданого «возлюбленной дщери Римской Церкви» пять-шесть тысяч дукатов заметно уступают ста тысячам дукатов для кипрской соперницы Софьи «дочери Венеции» Екатерины Корнаро. Однако ведь и задачи «родителей» были разными. Венеция вскоре дождалась процентов от своего вложения, уже через несколько лет получив Кипр. Папа Сикст IV прибыли не дождался. Его «возлюбленная дщерь», едва ступив на русскую землю, тут же вспомнила свое православное вероисповедание и напрочь забыла о своем «латинстве», принудив даже упрямого папского легата Бонумбре с его «неограниченными полномочиями» чтить православные святыни уже в первом на ее пути русском городе Пскове.

Впрочем, жизнь иногда странным образом воздает за старания. В конечном итоге Венеция довольно быстро по историческим меркам потеряла Кипр навсегда, а именно Россия спасла Европу не только от татар, но и от турок. Хотя, возможно, не навсегда.

Папа позаботился не только о том, чтобы византийская бесприданница предстала перед женихом в достойном виде. Глава Римской церкви похлопотал и о том, чтобы путь Софьи по Европе был почетным и приятным. Он, как прежде и кардинал Виссарион, разослал по всем крупным городам, через которые должен был проследовать караван принцессы, письма с просьбой принять ее лучшим образом. Известны грамоты Сикста IV к старейшинам Болоньи, городу Нюрнбергу, проконсулам Любека. Содержание их почти тождественно. Одно из них, помеченное 21 июня 1472 года, адресовано герцогу Модены:

«Наша дорогая дщерь во Христе, знатная матрона Зоя, дочь законного наследника Византийской империи, славной памяти Фомы Палеолога, спаслась от нечестивых рук турок. Она укрылась под сенью апостольского престола после падения столицы Востока и опустошения Пелопоннеса. Мы приняли ее с любовью и с честью, как любимую Свою дочь. В настоящее время она отправляется к своему супругу, с которым она Нашими заботами недавно сочеталась браком. Она едет к нашему дорогому сыну, благородному Государю Ивану, великому князю Московскому, Новгородскому, Псковскому, Пермскому и т. д., сыну покойнаго знаменитаго великаго князя Василия. Мы храним славную происхождением своим Зою на лоне милосердия и желаем, чтобы всюду приняли и обошлись с ней благосклонно. Настоящим письмом мы убеждаем твою светлость, Государь, во имя уважения к Нам и святому Престолу, воспитавшему Зою, принять ее с кротостью и добротой во всех областях твоего государства, где она проедет. Это будет достойно похвалы и даст Нам величайшее удовольствие».^>66

Обратим внимание: папа в своих грамотах называет Софью Палеолог королевой, а ее супруга – государем, титулом, который на самой Руси начнет широко использоваться лишь с 80-х годов XV столетия, после знаменитого Стояния на Угре.

Меньше чем через месяц после приезда из Москвы сватов невеста была полностью готова к отъезду. Были сшиты наряды, приготовлены повозки, уложены вещи. В дорогу вместе с Софьей собралась большая и пестрая компания.

Конечно, среди ее спутников были бывшие византийские вельможи, наверняка присутствовало немало простых ромеев и греков, потерявших все, чем они прежде дорожили: свою родину, имущество, жилье, близких. Вместе с Софьей они надеялись обрести в России новую православную родину. Среди спутников царевны в римских источниках упоминаются уже известный нам сват Георгий (Юрий) Траханиот (Грек), князь Константин Мангупский – будущий святой Кассиан, основатель монастыря в России; Дмитрий Ралли (Ралев). Русские источники добавляют к ним старшего брата Юрия Грека – Дмитрия Мануиловича Траханиота. Последний упоминается в Патриаршей летописи как представитель братьев Палеологов на свадьбе. На этот раз он вернется в Рим, но вскоре тоже приедет в Россию навсегда.